Есть в этой бедной на воду стране большая река Кабул, на берегах которой стоит пыльная шумная столица, носящая то же имя. Река рождается из ручья, а силу ей даёт впадающий выше по течению Панджшер. Этот грозный поток носящий имя, звучащее по-русски «Пять Львов», веками разрезал горный массив, образовав одноимённое ущелье. На выходе из него лавина воды несётся с бешенством дикого зверя, а вернее с бешенством всех пяти зверей, что явствует из имени, по праву носящих здесь титул царей природы, ибо меряться своими слабыми силами с природой Афганистана человек пока не решался. Вода проходит узкую горловину каменной теснины и, получив свободу движения, разливается широким устьем по равнине, щедро поя землю растопленным снегом вершин Гиндукуша.
Трудолюбивый народ веками создавал многочисленные каналы и арыки, сведённые в общую ирригационную систему. Искусство земледельца настолько тонко, что временами кажется, что будто вода, вопреки всем законам физики, течёт по арыку снизу вверх, а ухоженность клочков земли такова, что понимаешь цену такой работе – жизнь людей, которых кормит эта жёлтая земля. На Востоке говорят: «Вода – это жизнь». И вода Панджшера действительно даёт жизнь долине. Долина называется Чарикарской, а город в её сердце – Чарикар. В военных документах всё это называется «Зелёной зоной», «зелёнкой», и представляет из себя сплошные глиняные заборы – дувалы, виноградники, кишлаки, кяризы – огромные дыры, уходящие в землю на неизмеренную глубину. Не пройти, ни проехать по «зелёнке» – заплутаешь. Вот всей этой огромной беспокойной территорией владеют вассалы Ахмадшаха, а сам шах правит Панджшером. В то время ему было около тридцати лет, он получил блестящее военное образование за границей, через его ущелье идут караваны с товаром и оружием из Пакистана и Китая, он богат и в условиях войны популярен среди жителей подвластных территорий. Силен и хитер враг, губернатор Панджшера.
Часть, в которой служит Кабин, и куда он вернулся после «резиденции», стоит на окраине Кабула у подножия гор. Рядом перевал, он невысокий, но высота позволяет рассмотреть плоские крыши города, расположенного между холмами. Холмы тоже обжиты и, как ласточкиными гнёздами, кучно облеплены глиняными саклями. До диспетчерского пункта, регулирующего движения по шоссе на север, в сторону Союза, около 500 метров. Там вечное движение. Грязные изуродованные «Уралы» стоят вперемежку с новенькими «МАЗами», здесь же БТР охранения и сопровождения задрали стволы пулемётов. Колонна «КамАЗов»-наливников остановилась, как обычно, поперёк дороги. Они все в жирных подтёках керосина и пробоинах от пуль – следы недавнего нападения. Машины газуют, сигналят, между машин горит костёр – чумазые водители запалили солярку, греют завтрак – всё это двигается, бегает, ругается. На первый взгляд, полнейшая неразбериха, но эта круговерть беспорядочна только со стороны. Старший колонны оформил документы, садится в свой «КамАЗ» и без всяких сигналов «тянет» по дороге к перевалу. И тотчас следом за ним поползли остальные, каждый на своём месте, скорость всё увеличивается, и вот полторы сотни бензовозов, напылив, умчались навстречу своей судьбе, охраняемые только Богом и тремя БТР.
Полная противоположность беспокойным соседям мотострелковый полк, в котором служит уже второй месяц лейтенант Кабин. Несмотря на то, что вторые сутки пехота готовится к рейду, над лагерем стоит тягучая тишина. Некоторое оживление внёс сигнал трубы, призывающий очередной раз за эти двое суток строиться в полном снаряжении и с оружием, солдаты и офицеры, лениво переговариваясь, медленно «выползают» из палаток и занимают своё место на площадке, обозначающей плац. Палатки, поставленные неровными рядами, расположены выше плаца, на склоне, а дощатые домики, наспех выкрашенные уже облупившейся бледно-зелёной краской, с математическим названием «модуль», столовая, скважина, качающая пресную воду, и глухо работающий дизель полевой электростанции – всё это находится ниже по склону, вплотную к городу. Двое суток напролёт не отходят от строящегося забора и глазеют на «шурави» босоногие пацаны. Они же сообщили Смирнову, что поведут всех в Чарикар сегодня ночью, но это большой секрет. Смирнов дал щелчка самому «секретному» пацану, а потом выдал «военную тайну»:
– Сегодня будем прочёсывать Тёплый Стан. Только смотри – никому! Тёплый Стан или Хайрхана – это прилегающий к полку район Кабула, и его маленький житель был несомненно лицом заинтересованным. Мальчишка хоть и хитёр, но видно возраст сказался, а, может, от русских мог ожидать чего угодно – вытаращив глаза, он молча унёсся в подворотню.
В полку опять во время смотра представители штаба обнаружили недостатки – не у всех солдат полотенца, зубные щётки и что-то ещё «имеет место отсутствовать», – дали два часа на устранение недостатков. Пехота разошлась по палаткам «искать щётки» и готовиться к обеду. Тем временем от забора вернулся с полными карманами «кишмишовки» (виноградной самогонки местного изготовления) Василий Смирнов. Всеобщий любимец и заноза «Васька», был старшим лейтенантом, командовал третьим взводом роты, в которой служил Кабин, имея друзей по всему Афганистану, он доставлял в полк все новости. Смирнов закончил Московское училище, что вразрез с представлениями Кабина о «московских полотёрах», не мешало тому дерзить начальникам любого ранга. Начальство выше комбата мало знало Василия и считало его болтуном и разгильдяем.
Рыжая голова Смирнова сунулась в дверь каптерки 5 роты.
– Ну, вы что, ополченцы, от обеда в пользу Апрельской революции отказались?
Ефремов, не открывая глаза, спрашивает:
– Взял?
– Шесть пакетов. – Взводный садится на кровать, начинает доставать «кишмишовку» и кладёт её рядком на живот успевшему заснуть Кабину. Последний пакет он подносит к носу новичка. Самогонка даже через целлофан имеет резкий неприятный запах, Виктор просыпается, резко садится и мешочки с мутной жидкостью, завязанные узлом, сыпятся на пол. Пока Ефремов сердится и бубнит, Смирнов, используя шариковую ручку, протыкает пакет и сцеживает содержимое в металлическую армейскую кружку. Пьют все по очереди и сразу закуривают, настолько отвратительный вкус у этой «утренней росы».
– Сколько это удовольствие стоит, – интересуется Виктор.
– Сто афганей, можно десять чеков за пакет, – Смирнов забыл, что собирался в столовую, развалился на кровати. – Вот раньше был кишмиш что надо, а сейчас на карбиде наверно, чтоб градус был.
Ефремов улыбается:
– У тебя, Вася, всё раньше лучше было Этот тоже ничего, главное не ослепнуть к утру. Всем весело.
– Наливать? – Васины глаза от кишмиша из голубых стали мутно-зелёными.
– Оставить на вечер, – кивнул Ефремов и повёл всех на обед.
Роту в столовую повёл старшина. Шли по единственной асфальтированной дорожке, которая была проложена от плаца вниз, к модулю штаба и была гордостью полка. Действительно, ходить по асфальту приятно, если редко приходится, и все трое шли важно, не торопясь, как гуляют по вечерам пожилые пары по главной улице какого-нибудь провинциального городишки. Офицеры, прапорщики, поодиночке и группами тоже потянулись к палатке офицерской столовой. Подразделения шли строем позади домиков и, выходя на прямую, запевали песню. Была слышна и «Россия – берёзки, тополя» пятой роты.
– Старшина работает, – Ефремов удовлетворенно прищурился. Песня, видно, напомнила ротному его должность, и он, проявляя командирскую чуткость к подчинённому, спросил Кабина:
– Ты готов к выезду?
– Да, вроде собрался.
– Посмотрю после обеда. – Миша, сделав последнюю затяжку, запустил окурок в противопожарный щит у входа, откинул полог и протиснулся в палатку, где всех уже ждала официантка Лида с борщом из баранины.
А собирался в свой первый рейд Виктор Кабин в два приёма. Сначала он набил вещмешок самостоятельно. Ещё курсантом Кабину приходилось бывать в горах, и он, как перед восхождением, добросовестно, со знанием дела, набил мешок подзавязку. К спине помягче, тяжёлое вниз, угловатое снаружи – всё как учили. Писавший на табуретке письмо Умхаев молча покосился на такие сборы, и минут через десять в каптерку зашёл прапорщик Довгун, командир пулемётного взвода роты. Алексей был пониже Кабина – худой парень с крупным носом и надтреснутым голосом. Родом из Западной Украины, он своими разговорами «за жизнь» и некоторой независимостью Виктору не сразу понравился. Но год его военного опыта давал ему право обращаться с новичком несколько свысока.
– Кажы шо напхал. – Довгун часто вставляет слова, похожие на украинские, и от этого его жаргон становится каким-то хулиганским. «Не иначе Умхаев прислал». Ну и Мусса, прямо психолог. Прапорщик повыбрасывал из мешка все консервы, хлеб, зубную пасту, ножное полотенце и много другого. Оставил кусок мыла, тонкое солдатское полотенце, две банки тушёнки: «Кашу здесь оставь, придёшь съешь, если не убьют». Штук 5-6 сухарей дополняли трехсуточный паёк. Потом Довгун всыпал полцинка патронов россыпью.
Кабин сопротивляется: «Есть же десять пачек?» Довгун терпеливо объясняет, не отвечая на вопрос: «Пачки через два дня порвутся и тоже россыпь будет, так что разницы нет». Суёт ещё четыре гранаты, десяток сигнальных ракет и дымов. Подумал, взял из ящика две пары носков. Попробовал мешок на вес, затем положил четыре пачки патронов к пулемёту.
– Автомат же у меня, – возмущённый Кабин готов принять это за издевку.
– Пулемётчика своего в горах обрадуешь, суета!
Суета это Кабин, но мысль Довгуна оценил, не обижается.
– Тащи жилет.
До бронежилетов для пехоты снабжение не добралось в то время, и Алексей имеет ввиду жилет плавательный, из комплекта БТР. Их носят почти все солдаты и офицеры. Он похож на безрукавку, вместо подкладки в тряпичных карманчиках целлофановые мешочки, в которые герметично запаяна вата, они, эти мешочки, по замыслу и должны держать человека на плаву. Но парни плавать не планируют, поэтому, вытаскивая вату на грудь и вставляя в карманчики магазины с боеприпасами, получаешь жилет – одновременно куртка, на спине лежать мягко, заменяет неудобную сумку для магазинов промышленного производства, которая оттягивает ремень и бьёт по бедру, и хоть малая, но защита от пули, осколка. Эту науку Кабин перенял ещё у миномётчиков в «резиденции», и прапорщик, осмотрев это немудрёное снаряжение, бросил жилет на пол без замечаний: «К бою готов, наливай». Алексей смотрит на свои «суперъяпонские» часы с обилием кнопок. Зная уже эту слабость прапорщика (по рассказам, Алексей за рейд снимал до двух десятков разных часов) и чтобы хоть как-то отблагодарить за помощь, Виктор просит дать посмотреть часы. Довгун оживляется:
– Двенадцать мелодий, делают же вещи: стекло хрустальное, под водой ходят , аппарат отменный, но я чёрную «Сейку» ищу, возьмешь в рейде, отдашь, идёт?
– А купить нельзя в Кабуле? – не понял Кабин.
– Машке купишь, как в Союз поедешь, а мне с кровью надо, это «бакшиш» называется, на память.
«На вечную» – думает про себя Виктор, вслух спрашивает:
– Она действительно чёрная, твоя «Сейка»?
– Да, циферблат чёрный, а вокруг хрусталики, машина вечная, под номером, её так себе «дух» таскать не будет, курбаши только. В общем договорились?
– Железно. – Кабин посмотрев в спину Алексея, подумал, что люди все разные: кто марки, кто монеты собирает, а этот кадр часы подержанные, хорошо не ушли на верёвочку, ну да ладно.
Ну а день перед рейдом прошел без осложнений, после обеда пятая «гвардейская», как говорит Довгун, «ротушка-матушка» ещё раз построилась на смотр, и командир полка остался всеми почти доволен. Как сказал Василий, «Надо было с утра выпить – давно бы отдыхали». Солдаты повзводно заходили в каптёрку и выгружали по ящикам всё ненужное до очередного смотра. В это время из парка выходили танки, БТР, автомобили и выстраивались на плацу в колонны. Поднять обещали в три утра. Старший лейтенант Ефремов собрал подчинённых в каптерке, которая заменяла канцелярию, и уточняет данные по взводам:
– Первый взвод, Кабин, шестнадцать человек, Лёша, один расчёт пулемёта ему отдашь.
– Гашко пойдёт.
– Нет, отдай Пирожкова, Гашко сам воспитывай. Теперь второй взвод. Филиппова нет, командиром замполит Мельниченко пойдет. Саша, слышишь?
Мельниченко, рослый мордатый мужик, жил как-то сам по себе, особо не сближаясь ни с кем, его здоровье позволяло ему бегать по горам всем на зависть, и от рейдов он не уклоняется:
– Ты, Миша, мне неделю назад это сказал, сколько можно?
– Базар! – Командир, как заметил Кабин, не терпит разговоров во время официальной части, а сейчас именно такой момент, и двое смотрят друг на друга в упор. Мельниченко, уступая, промолчал, порядок восстановлен.
– У тебя 22 бойца.
– Да. – Мельниченко отвернулся.
– Третий взвод, Смирнов, у тебя двадцать.
– Восемнадцать, Камалов пишет у начальника штаба, Бойко – кочегар.
– Иди, Вася, к начальнику штаба, иди в кочегарку, связывай, но в строй их поставишь, ясно?
– Да бойцы хотят идти, начштаба держит, ты же знаешь, на Камалове вся писанина, а без Бойко у них движок не работает на электростанции.
– Ладно, посмотрим. Ефремов что-то черкает в книге учёта личного состава. – И у тебя, Лёша, пять расчетов, не забудь Кабину отдать, и того десять штыков. Значит: 66 человек пехоты, 12 водителей и нас 5, плюс Шетка. А где Шетка?
– Колонну строит, – Довгун прикрыл глаза в ожидании конца совещания. Прапорщик Шетка, сутулый, вечно в мазуте парень около 30 лет, был постоянно занят ремонтом машин и как техник роты приносил огромную пользу как-то незаметно, без шума и разговоров.
Довгун добавляет:
– Вы же знаете, – это после стычки ротного с Мельниченко, но, тем не менее, сидя на кровати с закрытыми глазами, – что он, как закончит, придёт доложить.
У ротного рабочее настроение закончилось, и искусственно строгим тоном, отличающимся от другого, свирепого, он говорит Довгуну:
– Я не понял, товарищ прапорщик, вы что это сидя с командиром роты разговариваете?
Довгун открывает глаза.
– Ну-ка быстро встать и налить всем за победу!
Все встали, громко заговорили, Ефремов стал опять Мишей, а Смирнов – Васькой. И Васька брал Кабина в попутчики уже два раза ходить за «утренней росой» к забору, в общем захмелели и улеглись после двенадцати. А в 4.30 Кабина поднял шум моторов, крики, грохот сапог по дощатому полу, лязг оружия – пехота грузилась в машины.
Кабин, ещё толком не проспавшись, искал автомат в пирамиде взвода. В темноте он натолкнулся на Ефремова, который уже с полчаса управлял погрузкой и зашёл во взвод проверить лично, не забыли ли чего. Ефремов подозвал дневального с керосиновой лампой и склонился над пирамидой, пытаясь прочесть номер на автомате. Убедившись, что это то, что он искал, он протянул автомат стоящему рядом Кабину, жёстко держа оружие перед собой стволом вверх.
– На. Это Слободнюка.
Кабин удивился, накануне он выбрал себе другой АКС во взводе.
– Держи, он не подведёт – смерть видел. И давай в машину, опоздаешь.
Виктор, зажав в руке автомат, ладонью почувствовал, какой он ободранный и старый, побежал к взводу, успев по дороге подумать, что надо почистить этот символ, а то будет дело!
Возле БТР лейтенанта ждал сержант Умхаев.
– Взвод к бою готов, – сказал Муса спокойно, – я иду в следующем БТР.
– По местам, – ответил Кабин и полез в люк. – Поехали.