Споёт ли кто обо всём, что было? Глава 15 - Воспоминания - Архив

Весна в Кабуле коротка. Солнце как-то сразу стало белым, горячим, и, кажется, закрывает сразу полнеба. Листья на деревьях распустились, зашелестели, изумрудный цвет молодой травы украсил газоны, но прошло пять-шесть дней, и пыль легла на молодую липкую зелень, раскалились камни, и древний город стал опять серо-жёлтым, пыльным, жарким. Кабин шатается по полку со Смирновым в поисках какого-нибудь занятия. Солдаты роты привлекаются на строительство объекта в автопарке – по виду это будущее сооружение напоминает мойку автомобилей, но в настоящее время камня, из которого строят, нет, и бойцы во главе с прапорщиком лениво гоняют мух, лёжа на досках и песке. Офицеры, убивая время, поспрашивали "технарей" о том, откуда может быть подведена вода к этой "стройке века", но их любопытство никто не утолил, и, предупредив старшину где их искать, если будут нужны, они пошли в соседний полк. Встретив знакомого артиллериста Чернова, они устроились на лавочке в тени, возле медицинского пункта.
– Хотел в отпуск в мае ехать, – жалуется Володя, – но "полкач" сказал, что отпустит только после Панджшера.
– Да, я тоже слышал, в мае на Ахмадшаха пойдем.
– Рассказываю быль! – Смирнов как всегда знает подробности. – Последнее время губернатор сотрудничал с нами, но недавно разведбат взял его караван с лазуритом.
– Как взял?
– Ну, они по кишлакам шарахались, и наткнулись на целое стадо верблюдов. – Смирнов, рассказывая, ищет что-то по бесчисленным карманам. – Постреляли всех, а в тюках камешки, вроде этого. Он протягивает Чернову осколок голубого камня величиной с коробок спичек.
– И что? – Володя разглядывает мерцающий камень.
– Ну что, загрузили десять "Уралов" ящиками и вывезли в Союз.
– А алмазов у тебя нет в карманах?
– Алмазы в Панджшере будем собирать, там целые рудники. А этот лазурит разведчики в бакшиш дали.
– Ну и что теперь Ахмадшах?
– Он заявил, что уничтожит все гарнизоны правительства в его районе, если не вернут камни.
– Кто же ему вернёт?
– Вот-вот, так что теперь – Панджшер! – Смирнов, почёсывая руку в повязке объясняет в большей степени для Кабина, который встречает здесь первое лето. Те рейды зимние были, ерунда в общем, а не рейды. Зимой в горах холодно, "духи" воюют неохотно, по необходимости. Зато летом горы для них и дом, и кров – воюй, не хочу!
– Да, летом и начнётся настоящая война, – подтверждает Чернов, – отпуска прикроют и вместо Новороссийской пепси-колы, будешь, Витюха, хлебать воду из фляжки. Правильно я говорю, Василий?
– Отпуска пока нам не видать, это точно, но это и к лучшему.
– … ?
– Да, Витя, да. Отгуляешь своё, а потом ох как долго замены ждать. Тоска. Так что чем позже поедешь, тем меньше останется. – Смирнов на этой философской фразе замолчал и бросил окурок в обрезанную гильзу танкового снаряда – пепельницу. Туда же бросил свой и Чернов. Толкая Василия в бок, он предложил:
– Берём БТР, делать всё равно нечего, и смотаемся в крепость, а на обратном пути шашлыка поедим.
– В крепости что делать?
– Мужика одного надо найти, отдать письмо от общей знакомой из Баграмского госпиталя.
В старой крепости, расположенной почти в центре Кабула, стоял десантный полк, и у офицеров там было много знакомых. Да и посетить приличную чайхану они могли себе позволить, в отличие от служащих. А кроме всего, им действительно нечем было заняться.
Друзья направились обратно к автопарку, зайдя по дороге в палатку, где они жили, взяв свои автоматы, и пригласили на обед Ефремова. Затем они оседлали машину с заляпанными солидолом бортовыми номерами и, подняв кучу пыли, уехали в город.
Ефремов уже вернулся из госпиталя, но плохо сгибался в пояснице и старался не делать резких движений, так как это причиняло ему боль. В Кабуле было относительно спокойно, кое-где на улицах дежурили патрули на ГА3-66, встречались машины ВАИ. Военная автоинспекция могла остановить и БТР, но движение бронетехники ещё не запретили, и обычно было достаточно махнуть рукой в сторону центра и сказать: "В комендатуру" – без лишних вопросов пропускали.
Кабул – город удивительно грязный, пёстрый и шумный. "... базарнее Кабула я не видел городов …” – эта строка из песни была точной характеристикой столицы. В город друзья поехали по дальней дороге, вокруг аэродрома – путь километров на пять-шесть длиннее, но зато проходящий через "советский район". Этот район застроен пятиэтажками, примерно в таком и вырос и сам Кабин, а живут в них специалисты из Союза – строители, врачи, учителя. Здесь можно встретить парочку светлоголовых людей, приветливо машущих военной машине. Свои. Потом они проезжали район, в котором живут индусы. Это уважаемые люди в Азии, а Индия, её культура, особенно музыка и песни, вообще почитаемы и любимы здесь. Индусы приветливы, улыбчивы, но знают себе цену. Справа остаётся здание советской комендатуры – это каменный коттедж английского стиля. Ночью здесь центр по борьбе со своими нарушителями спокойствия – заблудившимися "КамАЗами", загулявшими "УАЗиками”. Заехали на виллу "Каскада". Это подразделение госбезопасности. Размещено оно тоже в коттедже с огромными окнами, аккуратным заборчиком и лесенкой на второй этаж. Виллу по договорённости охраняют четыре солдата и БТР роты Ефремова. Ротный посмотрел, как живут в командировке солдаты, выдал им получку за два месяца, поговорили о том, о сём. Знакомые служащие почти все на выезде, новостей тоже особых нет, и офицеры поехали дальше.
Чтобы попасть в крепость, нужно проехать через центр города, это самый шумный участок. Дорога узка до предела, но на перекрёстках у афганцев свои правила дорожного движения: чем машина больше по размеру и массе, тем больше у неё преимущество проезда, так что армейская броня проходит все препятствия не притормаживая, хотя водителю достаётся от шныряющих под колёсами пацанов и рикш. Рикши здесь не возят людей, они на тачках-арбах таскают груз, и, судя по их босым ногам и угрюмым физиономиям, этот хлеб не сладок.
А по сторонам от дороги буйство красок. Маленькие, прилавком наружу, дуканы крикливо предлагают всё – от бижутерии, авторучек и зажигалок, до одежды на любой вкус и аппаратуры. Продавец не стесняется орать весь день, хватать прохожих за рукава и нагло рекламировать "самый лучший в мире товар из Америки и Японии". Торгуют исключительно привезённым из-за границы. Своё – кожа, продукты. Но это, как правило, в других лавках, там горы зелени, лепёшек, фанта, дым шашлыков, Несколько обособленно держатся солидные магазины с радио и телеаппаратурой из Японии, ФРГ, США. Марка фирмы обязывает. Вокруг шустрые пацаны с лотками на шее, они торгуют сигаретами: "Командир, чё хочешь? Чё надо, командир? Водка, фанта, Кэмэл, давай, давай!" Дети быстрее всех уловили конъюнктуру рынка и освоили трудный язык людей в одинаковой одежде, а "давай, давай" и трехэтажный русский мат, заменяет им боевой клич в погоне за покупателем.
БТР сворачивает с центральной улицы – здесь посвободнее. На перекрёстке стоит рослый регулировщик в белых "крагах" на руках и в форме "царандоя". Милиция. Заметив русских, он расплылся в белозубой улыбке и остановил на перекрёстке движение вообще. На всякий случай. Эти пятьдесят метров пришлось увеличить скорость, чтобы не заставлять себя ждать. Но вот и крепость. Побродив по территории десантников минут двадцать, Чернов нашёл, наконец, своего приятеля. А Ефремов тем временем рассказывает, как Миша Ермолаев, наш бравый миномётчик, заработал партийное взыскание:
– У него в батарее есть солдат, которого Миша всё не может поставить в строй. Бойцу в охранение, на пост заступать, а его не могут найти.
– Что за боец?
– Рожкин или Ножкин, не помню точно.
– Знаю Ножкина, земляк мой, москвич, – влезает в разговор Смирнов.
– Ну вот, Миша вместо твоего земляка на пост сержанта ставит. Соответственно после смены, сержант приводит этого Ножкина уже с фонарём под глазом. Что делает Ермолаев? Он строит батарею в две шеренги, подаёт команду "смирно” и объявляет: "Рядовой Ножкин, за дезертирство с боевого поста, я ... исключаю вас из комсомола! Ваш билет”. Боец растерялся, даёт комсомольский билет, Миша рвёт его в клочки и подаёт команду "Батарея вольно, разойдись!"
– А узнали как? – даже Вася удивлён этим воспитательным приёмом коллеги.
– Так просто узнали. После построения идёт Ножкин туда, не знает куда, навстречу замполит полка. "Что вы грустный, солдат", он молчит. "Да ещё синяк. Откуда?". Солдат начал плакать. "Больно, что ли?" "Нет, говорит, из комсомола выгнали за то-то и то-то". "Давай сюда комсомольский и военный билет, мы уж с драчунами разберёмся!" Военный билет отдал, а потом в ладошке красные клочки протягивает. Ну, дальше немая сцена, плохо с сердцем, «Подать сюда Тяпкина-Ляпкина!» И всё в таком духе. Замполит сказал, что Ермолаев кретин, пытался порвать его партбилет и обозвал врагом народа. В общем, влепили Мишане на парткомиссии.
Конец рассказа слушал и подошедший Смирнов.
– Что Мишка с придурью, мы знаем, а вот жрать мы сегодня будем или нет, вот этого я не пойму.
– Вперёд!
Компания заезжает к знакомому чайханщику, загоняет машину на полкорпуса кормой во двор и весело вваливается в дымное низкое помещение, занимая столик у выхода. Хозяин заведения появился моментально, и, уже хорошо изучив русских, пока румянится и истекает прозрачным жиром молодая баранина, он опытной рукой ставит на стол бутылку водки ташкентского разлива, открывает и сразу выпивает маленькую рюмку. Весь расчёт на то, что его радушие, коверканный русский вызовут до-верие посетителей – вот, мол, хозяин уже и пьёт с ними, и ест, а гости всё сидят. Не даст им уйти, даже если что вдруг будет не по вкусу. Но уходить никто и не собирается, они отправляют хозяина заниматься своим делом, а им помогает шустрый пацан, сын чайханщика. И даже лежащие на столе и на коленях автоматы не портят армейцам аппетит. Мальчишку Ефремов отправил отнести мясо водителю, охраняющему трапезу, и усадил рядом за его голодные глаза. "Бача" – сын хозяина – глотает куски не жуя, остро поглядывая то на отца, хлопочущего у мангала, то на оружие гостей. Можно представить аппетит десятилетнего парня, который целый день жарит ароматное мясо и получает только под вечер, перед сном, не мясо конечно, а лепёшку с чаем. Чем больше съест семья, тем меньше заработает, а их вон сколько босоногих во дворе – прокорми!
Возле входа в чайхану двое пяти-шестилетних пацанов бортируют колесо "Волги" Газ-21, её хозяин лежит под машиной и стучит металлом о металл. На тротуар постоянно разливают воду – так прохладнее в помещении. Дым, сизый в косых лучах солнца, пробивающихся сквозь листья виноградника, образующего крышу и стены веранды, стелется по земле, постепенно растворяясь в мареве над асфальтом дороги. Скоро вечер. Над одноэтажным, с плоскими крышами, городом протяжно несётся призыв на молитву. Это в главной мечети мулла включил свой "Сони" с записью голоса муэдзина, и, многократно усиленный самой современной технической новинкой, гортанный поющий призыв ставит на колени мно¬го тысяч мусульман. И люди долго будут кланяться и целовать землю, прося о выполнении желаний у своего древнего и сильного Бога. "Бисмилло Рахману Рахим. Аллах Акбар!"
Мы возвращаемся в полк.