Наступал самый сладкий момент рейда. Подъезжая к полку, машины заползают на перевал, с которого открывается вид Кабула и, сворачивая влево, ползут к палаткам. И, как ни борются командиры, поднявшись наверх, обязательно найдётся десяток удальцов, которые запустят в воздух остатки сигнальных ракет. Хмурится, наверно, комбат, но небо всё равно расцвечивает фейерверк красно-зелёных огней. Простит командир. Как ни тяжелы потери, как ни понятны успехи похода, этот фейерверк как вздох облегчения, что всё это закончилось, что впереди ждёт баня, постель с чистым бельём. А, может, и письмо пришло. Кабин даже что-то напевает из "Машины Времени":
«Вот за столиком дама,
На даме панама,
Под ней томный взгляд.
Но панама упряма,
И клюет на панаму
Уже двадцать восьмой кандидат ...».
Колонна заходит в полк, из палаток и домиков-модулей высыпали все, кто не был в рейде. Встречают. Особенно приятно, что здесь же женщины – официантки, машинистки. Они приветливо машут руками. Пехота облепила бронетранспортёры, развалившись на броне с самым бравым видом, и тоже приветствует встречающих. Кабин, ощутив в душе гордость и чувства превосходства фронтовика, вышедшего из боёв, родившиеся за эти 2 недели, мог представить чувства победителей 45 года, разделавших «под орех» Берлин и вернувшихся домой. Это, наверно, вершина чувств солдата.
Но всех ожидала ещё одна запланированная процедура. Комиссия, созданная из служащих штаба, особого отдела, политработников, проверяет всех, кто участвовал в рейде, на предмет оружия, денег, наркотиков – всего, что могло быть найдено или награблено в кишлаках. Акция эта не очень эффективная, хотя проверяют машины, мешки, карманы. Ефремов, пользуясь авторитетом, сам дает команду роте: "Мусор сдать". Солдаты валят в кучу фонарики, авторучки, открытки – всё равно отберут. Ротный это знает, как знает и то, что в роте оружия нет. Его сдали ещё там, на реке, где организовали целую выставку трофеев – несколько миномётов, зенитных ракет, куча автоматов, винтовок, пистолетов. Ну, а "наркоту" прятать незачем – в полку подходи к забору и у любого пацана купи. Дешевле хлеба. Смирнов рассказывал, что главари "духов", вроде, приняли специальное решение по доставке наркотиков советским войскам. Цены мизерные, а если кто-то из голопузых продавцов, вьющихся десятками возле каждой части, возьмёт плату бОльшую, будет наказан и лишён этого стабильного заработка.
Но, в конце концов, и эта экзекуция завершается. Батальон загоняет технику в парк, и, по словам ротного, 2-3 дня их трогать не будут – отдых. Ротой эти дни будет управлять старшина и техник, им, как правило, в рейде достаётся меньше, и они не обижаются за эту нагрузку. Солдаты до обеда чистят оружие и обслуживают машины, во второй половине дня стираются, выводят вшей, пишут письма домой. Офицеры, в основном, проводят время за столом, обсуждают детали рейда, составляют список солдат, кто заслужил награды, и кто повезет цинки в Союз. Водка за 40-50 чеков продается в любом дукане, а деньги после рейда не проблема. Муса принёс после рейда и (так, чтобы не видели другие) вручил Кабину целую пачку афганей.
– Здесь 20.
– Где взял столько?
– Бабаев сказал, что вы пустой пришли.
Муса вышел, и, глядя ему в спину, Кабин вспомнил длинные ноги в светлых шароварах. Если отдал 20 тысяч, сколько же себе оставил?
Вася Смирнов несколько раз ездил в Кабул на своем БТР, и стол с утра ломился от еды и напитков. Пили парни за возвращение, молча и стоя за павших, не зная, ждёт ли их слава и вечная память. Пили за Родину и за родных.
Довгун нашёл более-менее свежий экземпляр газеты "Фрунзевец" и, читая, возмущается: "Одни уроды там, в "окопное правде", посмотри".
Кабин берёт газету и читает вслух: "Подразделениями афганской армии была проведена успешная операция в районе..."
– Они проведут операцию!
Другая заметка: "Подразделение капитана Аушева совершило удачный манёвр, и условный "противник" был вынужден отступить..."
– Нет, ты понял, твою мать, а Айвазяна, Галянта, остальных? Это тоже условно? – горячится Лёша.
Обычно с Довгуном спорить бесполезно, но Виктор с хмельным задором возражает:
– Если тебе всё равно, дело твоё, а я не хотел бы, чтобы моя мать читала, что-нибудь вроде заметки "Пуля в лоб" или "Как пытали в Кандагаре Пупкина Ивана". Неправда о мирном бытие в моих письмах и в этой газете – это то, что ей нужно. Сейчас, во всяком случае.
– Ну и что, нехай все шито-крыто будет?
Прапорщика со стаканом в руке уже ведёт в сторону, и он опирается рукой о тарелку с остывшим мясом. В разговор влез Смирнов и разрядил обстановку:
– Короче, Витёк, договорились: вот кончится эта заваруха, выйдет за речку наш последний солдат, дай Бог ей не высохнуть к тому времени, и напишешь ты тогда книжку про нас, как мы тут Родине служили...
– Ага, Васька, напишу.
–... и как водку пили, и как ... Кстати, Лёша, – Смирнов хватает за рукав Довгуна, – знаешь ты почему злой такой?
– Рожи ваши надоели.
– Нет, вот точно говорю, что не знаешь.
В палатку вваливаются ещё несколько офицеров из соседней роты и управления батальона.
"Мне тоже скажи, почему я злой!". Это слышал конец разговора Сергей Ефимов, у него действительно была кличка "Злой Ефимов" за его характер. Хозяева палатки, точнее её половины, так как за брезентом, разделяющем её пополам живут солдаты роты, рассаживают за стол прибывших, а Смирнов, чем больше аудитория, тем он лучше фантазирует:
– Мы все здесь злые. Скажите-ка, может ли нормальный мужик без бабы 2 года, пусть даже год до отпуска, протянуть. Правильно – он живой и поэтому начинает "дурковать" – пить, драться, стрелять в воздух или едет ночью в госпиталь Баграм за 40 км к сестре на БТР, – Смирнов кому-то подмигивает.
– Ну, а если нет сестры ближе? – потупился Ефимов.
– Вот, вот, 40 км – ерунда для джигита!
– Надо публичный дом открывать, – даже не стал закусывать после выпитого стакана «Злой Ефимов».
Тут ожил Миша:
– "Злой", ну ты не рассказал, как вы съездили в тот раз...
– А что рассказывать, нашли красные занавески на окнах, как положено. Ничего особенного...
– Да набрались они там с Рахимом, как скоты, на том варьете и закончилось.
– Нет, серьёзно, ну-ка выкладывай, уронили честь мундира? – смеётся Васька.
– Может, тебе проституток сюда надо было доставить? Ехал бы и смотрел.
– "Не, я не бабник, я алкаш", – отшучивается Смирнов.
– Нет, всё Васька, пишу жене твоей письмо.
– Ты думаешь, ей одной легко? – Смирнов уже сдаёт позиции, и разговор постепенно переходит на воспоминания, когда все больше говорят, чем слушают, причём говорят одновременно и довольно долго, и тосты перестали быть общими за столом, а вкус водки не отличается от вкуса воды. Кабин, как с ватой в ушах, слушает этих грубых, обветренных людей, своих товарищей, говорящих о том, какие милые, нежные, ласковые, уютные женщины ожидают их дома, а какие карапузы у них, особенно пацаны! Воспоминания сменили веселье на грусть до слезы, и закипающую кровь успокоит теперь только хмельной сон, укладывающий горизонтально даже самых сильных. К обеду спали все.
На пятый день командир полка на построении влепил с десяток взысканий, комбат добавил для порядка, и, закончив "лёгкий отдых", офицеры вернулись к солдатам. Пристреливали оружие, ремонтировали технику, ходили в наряд, занимались своим повседневным делом, почти не вспоминая прошедший рейд.
Конец 10 главы.
Сергей Фатин, командир взвода 5 МСР 1980-1982 181 МСП.
Написано в 1981 - 1991 г.г.
|
