Памяти старшего лейтенанта- инженера И. Н. Кириченко, погибшего в Афганистане при выполнении задания по разминированию.
Я смотрю на небо и пытаюсь понять: Где я? Кто я? Как здесь оказался и почему не могу пошевелиться? Высоко в небе кружится птица. Перед самыми глазами колышется полусухой стебель чахлой травинки, мешая смотреть в небо. Пытаюсь пошевелиться, чтобы смотреть мимо него. Тело меня не слушается. Я даже не могу повернуть голову, чтобы осмотреться вокруг.
Медленно закрываю глаза. Веки слушаются, но с таким трудом, будто я сдвигаю огромный груз. У меня почти нет сил открыть их снова. Но мучающий меня вопрос "Что случилось?” заставляет сделать неимоверное усилие. Я снова вижу свет. На этот раз часть неба закрывает какое-то размытое красное пятно. Оно увеличивается. Почему-то я совсем не чувствую тела.
Сначала была боль. Ничего, кроме боли. Я тогда не видел неба и не представлял, что существует ещё что-то, кроме этой боли. И вот сейчас боль куда-то отступила, и я вижу часть неба, залитого красным. Где же та птица, что кружилась в его глубине? Вон она! Это точно она, Но почему она замерла в воздухе? Она быстро приближается. Нет, кажется, это я лечу к ней, оставляя за спиной землю, сломанный стебель какого-то растения, боль. Да, боли больше нет. Что-то происходит во мне. Я уже не удивляюсь тому, что птица неподвижно висит в воздухе, не удивляюсь тому, что я сам лечу.
Пытаюсь понять, что меня тревожит. Похоже, я боюсь. Почему мне страшно?
Кажется, я боюсь узнать ответы на мучающие меня вопросы. Я боюсь обернуться. И всё же…
Я смотрю на землю с высоты, где раньше была птица. Я вижу воронку, лёгкий дымок. Дым движется, значит, мир перестал быть неподвижным. На спине лежит человек. Похоже, ему изрядно досталось - часть лица и грудь обгорели. Обуглившиеся губы не прикрывают белые пятна зубов. Грязно-серо-зелёная одежда сильно порвана, некоторые её клочья дымятся. Почему этот человек кажется мне знакомым? Мне всё тревожней. Мне не хочется верить догадке. Но я уже понимаю, что это лежу я.
Метрах в тридцати от меня стоит пыльный "Урал” защитного цвета. Рядом кто-то есть. Да это же мой водитель, Ельмов! Он испуганно кричит что-то и машет руками. Рот открывается, лицо искажено гримасой, но я ничего не слышу. Это мой водитель. Значит, я в Афгане.
Почему-то память возвращается ко мне обрывками. Я не знаю, как сложить их в целостную картину. Вот я сижу в позе лотоса на берегу какой-то речушки.
Вспоминаю, что ещё до службы я увлекался хатха- йогой. Да и местность знакомая. Справа за речкой - молодой лес, а прямо предо мной, на горизонте, над лугом всходит солнце. Я ловлю лицом его ласковые лучи и закрываю глаза от удовольствия.
Это явно не Афган. Тогда что? Я здесь родился? Жил? Неожиданно я начинаю слышать. Будто из пустоты, сначала очень тихо, но всё громче, появились звуки. Я слышу, как поёт птица, застрекотал кузнечик. Я чувствую, что могу подняться в воздух и полететь, куда захочу. Осторожно я поднимаюсь над травой. Какое-то необычное ощущение. Я, вроде бы, остался там, на берегу, с закрытыми глазами и счастливым лицом, но я лечу! Без тела и без крыльев, но лечу, ощущая собственную невесомость. Вон и городок какой-то впереди, скромные одноэтажные домики на окраине. Кресты… Похоже, это кладбище. Так вот куда меня занесло… Вот свежая могила, цветы ещё не завяли. Скромная табличка на кресте: Кириченко Иван Николаевич и цифры под надписью 19.10.1958 г. — 26.03.1983 г. Звёздочка вверху таблички.
Значит, это моя могила. Теперь я знаю, кто я, и знаю, что погиб. Скорее всего, там, в Афгане. Но как? Что случилось?
Я уже понял, что способен всё это узнать. Пока не знаю как, но усилием мысли я переношусь куда хочу, назад или вперёд во времени. Вот аэропорт в Джамбуле. Транспортный АН-12. Смотрю вокруг, пытаюсь найти знакомые лица.
Не то… Каменец-Подольский. Военно- инженерное училище. Ну, это ещё до Афгана…
Пересыльный пункт в Тузеле… Ташкент. Я в самолёте, кажется ИЛ-18. Я в боевой форме. Куда лечу? Не то, не то…
Афган, город Суруби, водохранилище…
Вот! Что-то мне подсказывает, что здесь я найду ответы. Каменистая дорога. Пыль, щебёнка. Пересохшая глина. Я со щупом. Похоже, разминирование. Где здесь спрятать мины? Сплошные камни вокруг. Ага, вот какое-то маслянистое пятно, будто солярка пролилась. Ясно, замаскировали свежевырытый грунт, чтобы не бросался в глаза. Но это же совсем не то место, где я лежал! Здесь горы, а там была вода - озеро или водохранилище. Искать, искать… Машина МАФС, Жилой модуль, похожий на контейнер с окошками и дверью. Две койки рядом. Человек в форме что-то пишет…
Вот! Это же Юрка Корольков! Мы с ним два года на соседних койках спали!
"Юрка,Юр!” - Похоже, меня он не слышит и не видит.
Ну и что я узнал? А если попробовать в прошлое?
Нет, стоп, кто-то заходит в блок. Ну, вот и я, собственной персоной, расстроенный какой-то.
- Привет, Вань, ты чё хмурый такой? - Юрка оторвался от письма.
- Да, блин, как-то получилось, что два десятка мин на карте, утверждённой командиром дивизии, не обозначены. Теперь майор Слиж приказал их снять. Их бы правильно было просто нанести на карту, и всё. Так нет, снимай…
- Ну так снимай, приказ есть приказ. Тем более, сам начальник инженерной службы полка приказал.
- Так это ПМН…
- Ты чё, серьёзно? Он что, офигел? Противопехотная мина неизвлекаемая! Так её ж только подрывом и можно! А он, что, приказал снимать?
- Да, вот, приказал…
- Ну и что делать будешь?
- Выполнять приказ, блин!
- А сможешь?
- Смогу. Только очень уж не хочется. Мне здесь служить полтора месяца осталось. Уже готов приказ на перевод в ЗабВО. А тут - на тебе. Говорит, "дембельская” работа.
- И сколько там?
- Двадцать…
- Двадцать ПМН!!! Да он что, рехнулся?
Вот тут–то я и покинул Юрку. Оставил беседовать с собой, только ещё живым. Очень уж захотелось посмотреть в глаза этому Слижу. Не знаю, как Слиж, но я точно рехнулся, взявшись разминировать эти двадцать неизвлекаемых. Мог ли отказаться? Наверное. Это приказ, но если бы выплыли наружу все подробности, зам. командира дивизии полковник Бурелков был бы на моей стороне.
И всё же я согласился.
Почему?
И где он, тот, кто послал меня на смерть?
Я мысленно лечу над пыльной афганской дорогой и прислушиваюсь к ощущениям.
Во мне нет зла. Нет желания отомстить, или наказать.
Я просто хочу посмотреть в глаза этому человеку и понять. Что понять? Сам не знаю. Может получить ответ на этот вопрос: ”Почему?”
На извилистой дороге вижу два БМП и БТР. Кто-то в пятнистой куртке выглядывает из люка БТРа "Чайка”. На броне – бойцы в маскхалатах. Движутся в том же направлении, но я их догоняю.
Взрыв!
Да сколько же взрывов на этой проклятой войне! БТР подбрасывает, огненным шаром и он валится набок, неуклюже застряв между больших камней на обочине. Из БМП высыпали бойцы, действуют слаженно, кто-то занял оборону за камнями, кто-то бросился к подбитой машине, вытаскивать раненых. Обстрела нет, похоже, взорвался фугас - мощная самодельная мина. Забыв, что я ничем не могу помочь, мчусь туда, вниз, к бойцам.
Вот он, майор Слиж. Лежит без признаков жизни. Бойцы оттащили его подальше, за камни, пытаются оказать первую помощь. Почему-то я знаю, что помощь ему уже не нужна.
Он где-то здесь, рядом со мной, смотрит вниз и пытается осмыслить происходящее.
Я не вижу его рядом, но чувствую. Чувствую хаос его мыслей, его растерянность.
Как-то по-хорошему стало жаль старого майора.
Захотелось успокоить.
Впрочем, он солдат, сам разберётся.
Что ж, я узнал, что хотел. И что теперь? Можно было бы посмотреть, как всё случилось, где я допустил ошибку. Но что-то не хочется. Я и так знаю, на какой мине подорвался. Теперь знаю.
На последней, двадцатой.
Зато хочется ещё раз побывать на берегу той тихой речушки, что недалеко от моего дома.
Увидеть, как восходит солнце. Кажется, городок, где я жил, так и называется: Городок.
Вот и мой дом. Но это же… Мама. Боже мой, это мама! Сколько седины в голове… И столько морщин. Почему? Ты же ещё совсем не старая. Как же мне хочется обнять тебя, мамочка! Прижать к груди, успокоить. Не могу. Нет у меня ни губ, чтобы поцеловать, ни рук, чтобы обнять. Мне так жаль… Но что это?! Мама почувствовала моё прикосновение, вздрогнула, посмотрела по сторонам красными воспалёнными глазами, будто пыталась увидеть, но не смогла. Мамочка! Мама!
Я с тобой!
Я всегда теперь буду с тобой!
Прости, меня мамочка, что так случилось.
Прости.
Валерий Демиденко,
Записано со слов
Юрия Королькова, командира взводв полевого водоснабжения инженерно-сапёрной роты 1981-1983 18 МСП.
К сожалению попасть на похороны Ивана не смог. Его однокашник Тимофеев сообщил поздно, я заступал в караул и замениться уже не мог. Мне он (Тимофеев) и рассказал об обстоятельствах гибели Ивана. Но несколько по-другому. И я думал, что Иван погиб возле плотины ГЭС Наглу. Но не это главное и самое неприятное. Главное то, что на погибель его послал Слиж. Удивительно как окончилась после этого его - человека, фактически, пославшего Ивана на гибель - жизнь. Но начальники для награждения придумали ему достойное окончание жизни. Теперь единственное, что хочется узнать - это он сам придумал снимать ПМН или ему это кто-то приказал, и докладывал ли он этому умнику о невозможности этого. А Иван - молодец, не стал прикрываться никем, а мог, сам снимал эти чёртовы мины. Причём, если это мины установки 80-го года, то вины тех, кто их ставил в том, что их не было на карте (как пишет Юра) нет. Как участник тех событий (установки минных полей в Суруби и Наглу, на Саланге) утверждаю, что формуляры на все минные поля были составлены. Белковский Павел Петрович (НИС дивизии), который руководил этим делом, не позволил бы Паше Векличу их не составить. Я уже писал, что мы с Пашей весной 81 по этим формулярам работали. Видимо, к 83-му году появилась какая-то карта, "утвержденная командиром дивизии" на которую как-то "забыли" нанести минное поле 80 года.
Хотел бы немного подправить тебя, Сережа, рассказ написал не я. Я только переслал его, а автор Валерий Демиденко, но с моих слов. Разговор с Ваней Кириченко у меня был в Баграме, я был откомандирован с инж. техникой в резерв ком. армией. А когда Ваня возвращался с Баграма в полк, за сутки до гибели, на Урале Юры Ельмова, без сопровождения, попали под гранатометный обстрел. Одна граната разорвалась прямо в кузове Урала и вылетело заднее стекло кабины. И после этого шока он пошел смело снимать мины. Он, может быть, и остался бы жив, но все запалы с мин он складывал в левый верхний карман комбенизона. И в последний момент они сдетонировали. Вот так случилось непоправимое. Если у кого есть вопросы по этому делу, пожалуйста задавайте, что знаю отвечу.
Юра, привет! А запалы, возможно, он не относил куда-то, потому что боялся потерять место или наступить на другую мину. Но что теперь размышлять на эту тему. Он делал дело, на которое его послали и как его лучше сделать решал он сам.
Разговаривал с Сергеем Назаровым. Он рассказал некоторые подробности. Мины ставили они с Иваном. На одной подорвался афганец. Кто-то попросил снять минное поле, его начальники и решили снять. Иван работал, стоя на четырёх точках с коротким щупом, чтоб лучше чувствовать. Начался обстрел, видимо, это Ивана отвлекло. А дальше всё и случилось.
Конечно же, это рассказ Юры Королькова. Я просто придал ему законченную литературную форму, уточнив ряд подробностей. Я не был в Афгане, потому пишу со слов очевидцев - друзей или земляков. Если кто-нибудь хочет поделиться воспоминаниями о событиях той войны - пишите на почту: [email protected] Возможно, вместе с вами мы сможем отдать долг памяти незаслуженно забытым героям, либо просто рассказать о событиях, о которых не написано. С уважением, Валерий Демиденко.
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]