Сергей, привет!
   На меня вышел Боря Немцев, так вот, по его словам, он мне написал уже три письма.    
  Мы вошли в январе 1980 года. Из Баграма в Тёплый Стан. Привезли нас на грузовиках гражданских уже ночью. До нас были партизаны, они и палатки ставили и всё остальное, их туда забрали вместе с машинами. Короче, мы только вылезли из машин, партизаны в них залезли и начали палить из всех стволов. Колонна была машин около ста. Партизан увозить сразу не хотели, но после этого передумали и сразу отправили. До утра нам выдали оружие, патроны. День проболтались кто где, вечером всех по периметру разогнали в засады. Утром по тревоге вышли на дорогу Кабул – Баграм, и с тех пор в полку мы появлялись ещё только два дня. Полк, кстати, стоял не там, где на твоих фотках. 
    В 1981 году полк был переведён в Баграм. 
    Борю Немцева привезли в Афган в декабре 1980 года.   
     В сентябре 1980 года меня вывезли в Союз, в госпиталь в Термезе. В конце октября – в Чирчик, и в тот же день на дембель. А его из Союза в нашу роту и наш взвод. И я попросил написать, как они там дальше служили. 
   Вот отрывок из его письма. Вообще, Боря пишет много интересного по числам и датам.

                                   
  
Андрей Павлов                                                                 Сергею Тулупову.
Май 2010 года 

   "Андрей, привет! 

 Вспомнил, что мне рассказывали как погиб Жицкий.
  Они вдвоём приехали на БТР в Мирбачакот на базар, чтобы купить подарок кому-то на день рождения.

Он с автоматом пошёл покупать. Выскочил по-моему подросток и ударил ножом в горло. Забрал автомат.

Жицкий сам дошёл до БТР. Где умер – точно не помню.

   Про период стояния на дороге Кабул – Чарикар  вспомнил ещё несколько эпизодов. Последовательность точно не помню, но это было с декабря 1980 по март 1981.

  Мы тогда ездили за продуктами в полк в Кабул через 3 дня. Поэтому были в курсе, что там происходит. В Тёплом Стане стояла наша дивизия. Наш полк, артполк, танковый полк и много других подразделений. В  палатке артполка ночью заснул дневальный, а отапливались они полариусами на соляре. Вся палатка сгорела за пару минут. Погибло, по-моему, 23 пацана. Их отскребали потом от панцирных кроватей. Их палатки стояли недалеко от палаток нашего полка. Я потом видел, что осталось от пожара.

   В   8-й или 9-ой роте (точно не помню) азеры и узбеки что-то не поделили между собой, начали стрелять друг друга. Убитых, по-моему, было 2, раненых – 8. После этого в полку всё оружие отобрали из палаток в оружейки под охрану.

   Я вообще попал в вашу роту случайно. После прилёта в Кабул в Тёплый Стан нас распределили по полкам 177, 180, 181. Тогда штаб полка (или батальона) стоял в Баграме. Утром нас повезли туда на на тентованном Урале и на ремонтном БТР (без башни и пулеметов). Практически без охраны. У нас оружия не было. Водилой БТР оказался мой земляк, он отдал мне свой автомат. Доехали мы  Баграм  в без происшествий. Там нас стали распределять по ротам практически по алфавиту. Мы были в учебке 3 друга, и фамилии у нас шли по порядку. Получалось, что мы идём в 3-й батальон, в 8-ю роту. Их фамилии зачитали, а мою – нет. Я спросил, почему меня пропустили. Начштаба ответил, что со мной  будет отдельный разговор. Когда всех разобрали, мне сказали, что полковой писарь уходит на дембель, а поскольку  я закончил техникум, то меня хотят поставить на его место. Дали мне  написать что-то, чтобы почерк посмотреть. Но я тогда хотел попасть вместе с корефанами. Написал специально коряво. Начштаба  сразу всё понял, наорал на меня, что я полный придурок . Я ему: "Отправьте меня в 8-ю роту ".  Тут в штаб зашел замполит Конопацкий. Начштаба ему говорит: " Забирай себе этого придурка". Так я оказался в вашей роте. Сейчас я точно знаю, что был тогда полным придурком.

   Когда я уже был в Карабаге, тем же маршрутом и также практически без охраны везли новое пополнение. Тентованный Урал был набит битком, а сзади была прицеплена бочка для воды. Между Калоканом и нами их подсидели духи. Убили водилу и офицера сопровождения в кабине. А потом дух залез на бочку и расстрелял всех наших пацанов в кузове. Когда мы приехали, было уже поздно. Живым остался только один парнишка. Его сверху завалило трупами. Он потом несколько  дней находился у нас на опорном посту. Когда мы его отвезли потом в Баграм, в штабе очень удивились, что он жив. На него уже послали извещение, как без вести пропавшего.

    Где-то в январе из Баграма в Кабул на ночь глядя шли 2 БРДМ.  В первом взводе  (Нурджанколе) не остановились, решили долететь до Кабула. Не доезжая нас с километр, по ним два выстрела из гранатомёта. Первая граната снесла прожектор на башне, вторая попала точно в середину БРДМ. Мы тогда успели к ним и притащили на пост.  Пулемётчику голову снесло полностью. На командирском сидении был прапор, ему в шею и спину много осколков. Внутри вся броня  была в человеческих мозгах.

  Вспомнил  ещё, что в это время у нас подбили то ли 816-й, то ли 817-й  из первого взвода.  В БТРе  было двое. Водилу, по-моему, легко ранило. БТР весь  сгорел. Я потом пытался снять с него пулемёты, но они уже были нерабочие.

   Это время ещё запомнилось хорошим снабжением продуктами. Потом такого уже не было. Когда стояли в районе Джелалабада, то через 10 дней собирали свою колонну и отправляли её в Кабул за продовольствием и боеприпасами. Обычно примазывались ещё к чьим-то большим колоннам.  Но иногда приходилось идти только самим (несколько БТР и грузовики). Одну из таких наших колонн подловили духи  (кажется 05.06.81) в кишлаке Гогамунда (ущелье между Кабулом и Суруби). Подбили несколько БТР, В том числе 801-й   командира батальона (комбата там не было). В нём ехали особисты (все погибли) и наш зампотех батальона (тяжело ранен). В других тоже были потери.  845-й БТР  (не помню какая рота) подбили сразу двумя гранатами. Все, кто был на месте десанта, все погибли. Из нашей роты погиб Евтушенко. После этого с продуктами были проблемы.

    Мой случай с Черепаном произошел  где-то  дня за 3 до его ухода на дембель. Мы стояли в Хайрохеле и знали, что уходим их этого района. В это время у нас на блокпосту стоял штаб батальона. Нам отдали приказ копать окопы в полный рост. Комбат дал приказ ротному, он – Черепану, тот – мне, как старшему у молодых. Мы ночью на посту, днём – копаем. Дембеля, естественно, в теньке блиндажа покуривают. Нас 5 молодых. Днём  жара за 40, и копать было не возможно – кругом скальная порода. Ну, сидели, видимо, на жаре. Кто-то из батальонных сказал ротному – почему сидят бойцы. По цепочке Черепану, как старшине. Тот вызвал меня в блиндаж. Что, мол, за дела? Я ему говорю, что у нас уже сил нет, да и смысл копать не для себя? Тут у него крышу снесло. Глаза выкатились, начал орать – типа «а он что железный, в июле ещё не дома?». Ну и звезданул мне. Вообще, он при мне злоупотреблял покуриванием. Как  я думаю – он был в состоянии аффекта. В  этот день я в 12 ночи я заступил в караул, он со своей братвой пришли ко мне на пост. Извини, говорят братан, так получилось. Покури с нами, а мы за тебя постоим. В плане порядка в роте он был деловым, да и в полку лишний ящик тушёнки урвать то же самое. Брал всех горлом. Если начинал орать, то никто с ним не связывался. Ему тогда было примерно 24 года, и до армии он работал в школе учителем труда. Я ещё всё время удивлялся: «Ни фига себе – детский учитель».  На тот момент его понять можно. Не известно, как я бы поступил на его месте  в такой ситуации.

   После того как ушли ДМБ-81 май, нас поставили как раз в это  ущелье, на голое место, блокпостами. В Гогамунда стоял 2-й взвод (вспомнил фамилию взводного – это лейтенант Дудник), в Дазагри был опорный пост и 1-й взвод. Наш 3-й  взвод  контролировал вход в ущелье со стороны Суруби  до Гогамунда  в паре километров от кишлака Кани-Шерхан в сторону Кабула.

Там пришлось ставить выносные посты. Внизу у дороги стояла наша техника и экипаж приданного нам танка. Моё отделение находилось на вершине ущелья, прикрывая всех сверху. Всё, начиная от дров, воды и боеприпасов, приходилось поднимать туда почти каждый день. У нас был миномёт 82 мм с миномётчиком из минбата  и АГС-17  (в то время нам дали уже своих 3 штуки АГС-17 на роту, и 4-й взвод стал называться гранатомётно-пулемётным. Во взводе было 3 ПК, 3 расчёта АГС-17 по 2 бойца и 2 БТР с водителями 821-й и 826-й). У нас было очень удачное место на вершине ущелья. Мы контролировали весь вход в ущелье, в тоже время нас было очень сложно достать духам из-за рельефа местности. Пристреляли всю противоположную сторону  ущелья из миномёта и гранатомёта.  Стояли там с середины июля до конца декабря. За это время духи  даже ни разу не атаковали колонны на нашем участке. У нас было тогда больше шансов погибнуть от своих. Рядом с нами что-то происходило,  проводились какие-то рейды. Наши МИГи мочили ракетами соседние высоты, а мы только сидели, наблюдали с горы. Во время рейдов  наши же открывали по нам ураганный огонь, заметив наших часовых на вершине ущелья. Сигнальные дымы тогда были самым используемым нашим оружием.  Не смотря на то, что место было гиблое на первый взгляд, но для нас этот период был самым спокойным в плане войны.

   В  конце декабря 1981 в Афган вошли то ли 2, то ли 3 батальона из Московского Округа специально только для охраны дорог. Они встали на наше место, а мы ушли в Кабул.  До Нового года простояли на окраине Кабула в Пули-Чархи .

   31 декабря нам разрешили войти на территорию полка. Пока разгрузились, уже было за полночь. Палатки  у нас были почему-то без второго тёплого слоя (зимнего утеплителя). Новый год 1982  встречали в холоде  прямо с колёс. Оружие у нас было на руках. Всё равно отметили праздник и устроили праздничный салют. Разгонял потом нас комендантский взвод, но так, очень аккуратно, боясь неадекватных действий с нашей стороны.

   7 января нас снова отправили в этот район, как роту, приданную разведке дивизии. С нами работала постоянно разведрота нашего полка. Встали базой на ГЭС Наглу. Нашей задачей было уничтожение банд в этом районе и оказание помощи Московскому батальону.

   Первый же наш бой принёс большие потери в роте. Погибли новый замполит и взводный (про них я говорил ), в этом же бою погибли ещё по-моему 7 наших бойцов.  Потом были  ночные засады на банды боевиков в этом же районе. Операции в том же Вурешминтангае (где мочили нашу колонну).  Последний мой боевой выход был где-то 15 апреля. Наша рота  ночным броском вошла в Тагаб (долина реки Тагаб), заняли почти все  господствующие высоты (кроме одной самой высокой), и должны были держать их до подхода нашего полка. Тогда начинался рейд в Тагаб.  Духи попытались нас выбить, открыли огонь как раз с той высоты. Но удалось продержаться до подхода основных сил.

   К этому времени начальником штаба полка стал майор Афонский, он был у меня в Ашхабадской учебке тоже начштаба  полка. Он издал указ, что все  дембеля, кто был при нём в Ашхабаде, уйдут  на дембель в первые партии.

Мы попали в 3-ю партию и были уволены 24 апреля.  21 апреля у нас ранило в живот молодого бойца. Ротный собрал нас всех дембелей на двух БТР, и мы уже где-то под вечер рванули в Кабул. Раненого отвезли в госпиталь, а сами – в полк демобелизовываться. Из Афгана улетели 27 апреля, а дома я был 30 апреля.

   Дальше я не знаю историю нашей роты. В 1989 году я был в санатории ЦК КПСС в Рузе (Подмосковье) по направлению от военкомата. Санаторий тогда  на какое-то время отдали раненым и больным афганцам. Там встретил  взводного 6-й роты. Он с моим ротным были  в Афгане друзьями («молочными братьями»). Он рассказал, что мой ротный дембельнулся из Афгана в июле 1982 и потом был в Приднестровье во время местной  заворухи.

   Пиши о себе. Как сложилась судьба ребят на гражданке?"

  
Борис Немцев                                   Андрею Павлову. 2 МСР 181 МСП

2010 год