Наша застава стояла справа, как ехать из Кабула по Баграмской дороге, в разрушенном кишлаке, где несколько глинобитных домов остались целыми. Дом делился на две части – женскую половину и мужскую, а между ними двор, в середине которого находился колодец. Такими колодцами соединялись соседние дома и, спустившись в него, можно было оказаться в другом доме или на улице. В одном из таких домов стояла застава. Часовой на заставе в ночное время несколько раз докладывал, что из колодца во дворе дома раздавались звуки. Так как была опасность нападения через колодец, пришлось его забросать мусором, потом сверху соорудили глинобитный памятник и написали всех погибших на заставе. Где-то есть фотография, на которой я у памятника.
**************************************************************************************************************************************************************************************
Ещё запомнилась первая наша боевая потеря. Утром при выставлении секретов - выносных постов - нарвались на засаду. Очередь с автомата пришлась солдату в грудь, две пули навылет пробили лёгкие. Привезли раненого на заставу, носилок не оказалось, сняли дверь, занесли на двери. Фельдшер-прапорщик оказывал помощь, вколол обезболивающий наркотик - промедол, пытался как-то облегчить страдания, дал из фляжки спирт, пока солдат не потерял сознание. Парень был молодой, здоровый, сердце сильное. Лёгкие уже свернулись, а сердце всё стучало, Умирал он долго, мучительно, звал маму, говорил отца нет, не сможет она без меня. Беспокоился, пока сознание не потерял, а все стояли вокруг и молчали, пока тело не стало судорогами дёргать.
**************************************************************************************************************************************************************************************
Со временем, наверное, это свойство человека - всё, что хорошо закончилось, вспоминается, как хорошая история. В общем, начальник заставы старший лейтенант Кильдишёв Стас убыл утром выставлять секреты - выносные посты. При выставлении заметили, что на выносном посту ночью кто-то ходил. Заметили просто, когда вечером снимались, уходили с постов, вокруг поста шёл солдат и обтягивал пост по кругу простыми нитками. Если ночью кто-то приходил в темноте, нитки рвались. Выносной пост представлял собой капонир для БТР и вокруг окопы - траншеи. По кругу одна из траншей упирается, подходит к землянке, которая использовалась зимой, как пункт обогрева - с печуркой, деревянными дверями, как-то так. Стас - отец-командир - решил проверить землянку, которая оказалась заминирована. В общем, дёрнул за дверь, и землянка взлетела в воздух. Но ему очень повезло - его накрыло в траншее дверью и засыпало землёй. Я был старшим резервной группы на заставе. Мы услышали и увидели взрыв, выдвинулись на пост. Это были кадры из художественного фильма ужасов: дымится после взрыва земля сизым дымом, и вдруг начинает земля шевелиться. Появляется грязная, вся в земле, рука, и поднимается из-под земли Стас, весь в пыли и грязи. Я осторожно с ним заговорил. Контуженый, всклокоченный и закопчённый с трясущимися руками, он попросил закурить и, потеряв равновесие, сел на землю, глядя на меня ошалевшими глазами. Загрузили его на БТР и отправили в госпиталь. На заставу вернулся он после госпиталя месяца через два.
*******************************************************************************************************************************************************************************************
Ещё одна история, правда, менее радостная. Утром из штаба полка прибыл начальник службы РАВ, майор. Проверил оружие, склад с боеприпасами. Конечно, бирок на стеллажах было мало, и велись записи нерегулярно, да ещё не каллиграфическим почерком. То есть без штабной культуры. Поэтому он долго меня отчитывал, рассказывая о правилах хранения боеприпасов, убеждая меня в необходимости строительства более серьезной землянки для хранения боеприпасов. При этом речь, конечно, не шла о выделении материалов, леса, кирпича и того подобного. Всё нужно было достать, договориться, проявить смекалку (стащить) и т. д. После проведённой работы со мной, он попросил чая, и мы пошли по утреннему зною в столовую пить чай. Повар, татарин, родом с Узбекистана, принёс лепёшки, которые выпекали в тандыре на заставе, и как-то потихоньку разговор перешёл на семьи, дом. Майор рассказал про свою семью, жену, детей. Он прибыл служить из Армении, хотя сам русский. Сказал, что у него хорошие дети, но жена собралась от него уходить, а он её любит и не знает, как быть, вот и написал рапорт в Афганистан. Я рассказал про свою маленькую дочь, которую не видел год, приеду, наверное, не узнает. Сошлись на том, что в помощь я выделю двух солдат, под его руководством они переделают документацию. Я в землянке силами личного состава лопатами выровняю стены, выложим пол ящиками от снарядов, и тогда всё станет, как должно быть на приличном складе боеприпасов. Тут снова зазвенела подвешенная гильза от снаряда: она же колокол, и часовой доложил, что прибыла броня (несколько БТР-80). Новая раскраска: светлый камуфляж, на броне разведка, сопровождают большого человека. Человек в маскхалате «берёзка» спрыгнул с брони, соответственно без погон, держится уверенно, я вышел, доложил. Начальник, судя по комплекции, генерал, но потому, как ему было интересно, когда я показывал позиции, оружие, приезжий из штаба ТурКВо или из Москвы. Осмотрев и выслушав доклады, начал давать указания, как всё преобразовать и на какие направления усилить огневую мощь, переделав позиции, переместив, таким образом, АГСы-17. В это время по заставе начал бить духовский миномёт. Мне так показалось, потому что летело сверху по навесной траектории. Я дал команду к бою, личный состав разбежался по позициям, начали лихорадочно высматривать, откуда вспышки - откуда работает враг. Генерал-стратег почему-то не стал вступать в бой. По его команде взревели моторы БТРов, и вся грозная кавалькада растворилась наперегонки в сторону аэродрома по Баграмской дороге. А мины или РСы продолжали падать на заставу. Я, двадцатитрёхлетний лейтенант, с майором, впервые попавшим под обстрел (он недавно прибыл из Союза), с двадцатью девятнадцатилетними солдатами вёл бой, корректируя направления ведения огня. Один из разрывов был рядом с нами. Майору осколком разрубило шею. Я повернулся, сделал два шага, обхватил его спереди. Он всем весом стал на меня наваливаться, у него стали подгибаться ноги. Кровь большими толчками выходила из артерии, толчков было семь-десять, всё тише и тише, Когда я положил его на землю, глаза были уже стеклянные. А две минуты назад мы с ним рассматривали вдвоём карту, разбираясь в обстановке. Так и не пришлось майору разводиться, а может он сам смерть искал, потому что ходил не пригибаясь. Я-то на корточках да на четвереньках, а он демонстративно в полный рост.
*************************************************************************************************************************************************************************************
При переводе меня с заставы в полк, меня вызвал замполит полка и назначил в ночной комсомольский патруль. Задача комсомольского патруля состояла в дежурстве у модуля–общежития, где жили женщины вольнонаёмные. Я должен был всю ночь караулить их нравственность. Осуществлялось это следующим образом: сидя в засаде, я за ночь должен переписать всех мужчин, ночью пришедших в женский модуль. Первого я записал начмеда полка, потом были начальники складов, командир полка, в общем, половина пришедших из своей засады я даже в темноте не смог опознать. Утром, перед тем как пойти на доклад к замполиту полка, я зашёл в роту умыться и попить чайку. Ротный старый и опытный капитан Юрчук, прочитав список ночных гостей, сказал, что набьют мне морду мужики. Я с ним согласился. «Так что же мне делать?» - «Да не грузись, Боря, скажи, уснул». Я так и сделал. Глядя в честные глаза замполита полка, сказал, что уснул и всё проспал. После этого замполит полка напомнил мне про честь коммуниста, про кодекс чести строителя коммунизма, сказал, что я никогда не стану даже замполитом батальона, так как беспринципен и ненадёжен. Это меня сильно расстроило: руководители, политработники умели наплевать в душу. Придя в роту, я зашёл в каптёрку и, проявив совершенную беспринципность, выпил пару рюмок с прапорщиком - старшиной роты. А после пошёл спать, переживая, что никогда не стану майором.
Как всё знакомо в Ваших воспоминаниях, уважаемый Борис, и так сильно похоже на времена моей службы в 3-й батарее АДН на 3-м (Центральном в то время) посту Баграмской дороги в 1984-1985 годах. Разве что у нас в то время таких трагических потерь всё-таки было чуток поменьше.
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
