Ах! Как захотелось молока! Вкусного коровьего молока, да такого, как в деревне, у моей бабушки. Процеженного сквозь чистую марлю и охлажденного в подполе, с "зарождающейся" сверху сметанкой, да ещё и с тульскими пряниками. С "жамками", как их бабушка называла. Это такие "пряничные пельмени" с вареньем (джемом) внутри. Макаешь их в тонкий слой сметаны сверху, потом откусываешь и снова макаешь. Процесс этот бесперебойный, так иной раз налопаешься, что до конфузов в животе доходит с непривычки. Но это больше от молока. Ах, как бы было хорошо сейчас. Такая вот мечтательность в мозгу образовалась, что, того и гляди – слюной захлебнусь!
Вспомнилось, как однажды, разведчики-"туляки" с разведроты вдруг притащили небольшой глиняный кувшинчик молока, но козьего. Принесли и не знают – как бы это попробовать, такой "стрём" на всех "напал". А вдруг там что-то не то. Не то чтобы яд, но вдруг "микроб" какой. Предложили и мне: "На! Испей! Но не всё!". Добрые они, эти разведчики. Но и на меня "страждущего молока" напало сомнение, а ну как – заразный "троянский конь". Я в то время уже переболел "желтухой" и на долго запомнил, что в той стране инфекция – это всегда сюрприз. Никогда не знаешь, где, в какой луже или продукте спрятались "черти". Короче говоря, не нашлось безрассудного храбреца, вылили это молоко собаке, но и она не стала. Спасибо, говорит, не любитель!
Вот и вспомнился мне тот период в моей службе, когда я оказался "желтушном бараке". И, наверное, хочется мне об том рассказать. А у кого, что не так было – вы подскажите, допишите.
Где-то уже писал, что в первый год службы, в конце ноября – начале декабря 1984 года, при ремонте своего автомобиля "Камаз" справлял я "малую нужду" в зоне видимости своего взводного, который и заметил подозрительно тёмный цвет моей мочи. Без лишних разговоров направил меня в медпункт, даже сам пошёл со мной, чтоб я не отвертелся. Очень уж стыдно было мне идти туда, так как отношение к заболевшим среди самих солдат было как минимум двоякое. И по глупости своей надеялся я тогда, что "само пройдёт". Но фельдшер, сержант, сказал:
– Всё "тульский пряник"! В "инфекцию"! – Прозвучало как приговор. Нас было несколько человек, словно какой-то "мор" прошёлся среди солдат. И отвезли нас в Кабульский инфекционный госпиталь, мимо которого я проезжал раньше неоднократно.
На первичном осмотре, ощупав мой живот и осмотрев кожный покров, военврач начал подозревать у меня какой-то "букет"?! Так и сказал: "Сдаётся мне что он (то есть я!) с "Букетом"!". Это что, анекдот такой? Про цветы в одном месте?! Нет. Подозрение врача пало на возможность заражения меня сразу несколькими болезнями! Вот уж – сюрприз!
– Положим его пока в офицерскую. Мест нет нигде.
Пошли, проводили, дали халатик двухцветный. Улегся на койку. Ужин уже прошёл. Не очень-то и хотелось. Да и страшновато ходить по инфекционному госпиталю. Слушаю разговоры офицеров. Меня пару раз спросили, откуда родом и с какого подразделения, да и отстали. Ночь прошла.
– Пошли на завтрак! – нет, неохота вставать, если можно ещё поспать. Не пошёл. После завтрака обход, осмотр, назначение лечения. Мне назначено "получить" две капельницы. Ужасно боюсь внутривенных уколов. Ох! Но, уже принесли "вешалку" для капельниц и я вовсю работаю "кулачком", чтоб вены взбухли.
"Первый пошёл!". Не вынимая иглы, подсоединили вторую капельницу, когда закончилась первая. Вот и всё. Скоро обед, есть захотелось. Наверное, выздоравливаю, примета такая есть. Но почему так холодно? Неужели из-за открытой форточки? У меня замерзают ноги. Подворачиваю одеяло вокруг ног - не помогает. Залезаю с головой под одеяло, начинаю растирать окоченевшие ступни руками. Странно, такое чувство, что холод от ног передался и на руки. Руки тоже замерзают! Выдыхаю воздух на сложенные ладошки. Бесполезно! Реально меня бьёт озноб, зубы стучат, не могу внятно разговаривать, хотя пытаюсь попросить закрыть форточку. Мои странные движения под одеяло и обратно не остались незамеченными:
– Тебе, что? Плохо? – пытаюсь ответить и не понимаю сам себя, челюсти свело и не могу разжать, чтоб сказать что-нибудь.
Крик в коридор:
– Сестра! Срочно сюда! – и уже мне – Ты, это, того! Ты потерпи!
Сестра, крики, врачи, офицеры по палате. Суеты нет и крики не сумбурные, а просто приказы, кому чего делать.
Завязывают плечо резинкой:
– Давай, давай, кулачком! Энергично!
А мои руки меня не слушаются.
– Коли прям туда! В вены на руке коли! – находят чуть выпуклые вены на передней поверхности кисти. Делают несколько уколов в одну иглу. Все ждут.
– Ну, как? Легче?
Сильнейший колотун, сижу как дурак, дую на руки. Голова кружится. Обсуждают произошедшее. Оказывается вчера или позавчера помер уже кто-то при подобных симптомах, да и не один, вроде бы. Подозревают капельницы сделанные на "местной" воде. Вроде бы с Союза сначала возили самолетами полные капельницы, а потом, кому-то пришла в голову гениальная идея. Возить только порошок для капельниц, а разводить на "местной" воде. Так дешевле возить – самолеты дело дорогое. Конечно, разводили с соблюдением всех предосторожностей, но получилось то, что получилось.
Стало мне полегче, все разошлись, только дежурная сестричка рядом. Дожидается, когда мне совсем нормально будет. И вот вспомнил я про обед! Жрать хоцца, сил нет!
Зубы уже разжимаются, можно и попросить:
– А можно мне поесть принести, а то на обед не успею?
– Тебе нельзя ничего! Строго настрого!
– Ну, хоть бы компота попить! Попить-то можно?!
– Компот? Наверное, можно. Сейчас принесу.
Прошло немного времени и идет моя спасительница с кружкой компота в одной руке и тазиком, оцинкованным в другой. А зачем мне тазик? Я не просил, значит кому-то ещё.
Обжигающий компот, его приятно держать в руках. Руки греются о кружку. Я могу просто дышать его горячим ароматом и мне тепло. Но я хочу чего-нибудь поесть или попить. И от сладкого компота не откажусь. Начинаю пить горячий компот. Какой он сладкий! Вкусный! Ничего вкуснее не пробовал! Ещё, ещё чуть-чуть, как говориться "кам-кам". И началось! Живот скрутило в немыслимую спираль! Втянуло внутрь и вывернуло наружу! Вот он для чего тот самый тазик! Хоть и широк был, но не точно произвел "бомбометание". Виноват, но так крутило, что не до "прицеливаний". Вытянув из дрожащих рук стакан с остатками компота, подтерев на полу и жалостливо оглядев "страдальца", ушла медсестра. А меня начало "кружить" и глаза мои сомкнулись. Я заснул.
Да, воспоминания указывают на наш возраст. Теперь я кое-что помню, а кое-что забыл.
В этот день меня перевели в реанимацию. Короче говоря, провели в другой модуль, отобрали последние трусы и положили в другую постель. Под кроватью "утка" и все! Даже тапочек нет! А мне стыдно в эту посудину нужду справлять! Причем туалет рядом с моей палатой по коридору. Но я ж голый!
Вобщем – здравствуйте, дорогие римляне и греки! То есть, ходить будем, завернувшись в простынку! Ну, раза два у меня получилось сходить, а потом медсестра с очень аппетитными формами (!!!) сказала, что и простынь у меня отберет, если не перестану в "ихний" туалет инфекцию разносить! А куда деваться?
Не помню, сколько я пробыл в реанимации, помню, что свой День Рождения – 13 декабря 1984 года я там встречал. Но перевели меня в общую палату. Оказалась – "дембельская". То есть там лежали те, кому скоро домой. Странно, но ко мне никаких претензий с их стороны не было, а я ведь в то время "чижара" однозначно был.
Запомнилось мне вот что! Пошли мы первый раз на обед! Это забыть нельзя.
Вобщем, надели мы свои халатики, а там даже халаты - символ принадлежности к определенному сроку службы. И эти халаты у нас новые, "цивильные". Я тоже надел такой халат. Вышли на улицу, возле столовой - очередь из солдат. На самом входе два очень бравых десантника. Следят за порядком на входе и за заполнением мест в столовой. Здоровые, откормленные десантники. Подошли "мои" дембеля к входу, отодвинули преграждавшую руку, державшую входную дверь и на немой вопрос ответили будничной фразой: "Дембеля вне очереди!". И прошли внутрь. Всё! А очередь осталась снаружи. Я сейчас не бравирую, я говорю, как было. Но не это мне запомнилось. Нет, не это.
Сели мы за стол. На столе хлеб, чайник с чаем и тарелки с манной кашей. Всё. Больше ничего нет. Совсем ничего. Вам не странно? Наверное, не очень богатое воображение, простите за грубость. А чем есть кашу-то? Ложек-вилок нет!
Но это я в первый раз в такую столовую пришел, а ребята "дембеля" привыкли. Взяли они хлебушек, и давай этим хлебушком кашу себе в рот из тарелок, через край, смахивать. Я то же самое сделал. Доели кашу, хлеб, попили чай. А я смотрю, как накрывают столы для следующей "партии" голодающих.
И вот этот-то "процесс" запомнился мне на всю жизнь! Особо брезгливые могут и не читать дальше, а для остальных, кому не довелось в инфекционном госпитале поваляться, напишу.
Солдаты "по кухне" разносили бачки с новой порцией каши и раскладывали ее, кашу, в те самые тарелки, из которых мы только что ели. Но мы-то пришли первые, и наши тарелки были чистые! А теперь – "грязные"! И это инфекционный госпиталь! Что ещё сказать?!
Может, не так было?! Так вы напишите! Врёшь, мол, "баснописец", пожалей чужие уши и всё такое. Сроки своего пребывания я указал, место тоже. Кабульский инфекционный военный госпиталь, декабрь 1984 года.
Скоро "дембеля" эти были вывезены в Союз, и я дня два-три ходил самостоятельно в столовую. И стыдно мне было "лезть на рожон", объявляя себя "дембелем". Стыдно перед всеми остальными, теми, кто в очереди стоял. Но не желал я есть после остальных. А таких "заходов" было по три-четыре на завтрак, обед и ужин. То есть из одной тарелки, по очереди, ели три-четыре человека, возможно с разными инфекционными болезнями. Поэтому и ходил я только на обеды.
В последний день перед отправкой в союзный госпиталь пошёл я, как обычно, на обед. Для пущих "понтов" взял с собой расческу, иду и, типа, причесываюсь. Прохожу всю очередь сбоку, берусь за ручку двери столовой и слышу, как меня сзади окликают удивлённо по имени и фамилии. Поворачиваюсь, а это "черпаки" с нашей автороты - Закван с Мордовии и Вова-молдаван. Они в очереди стояли. Я тоже удивился, ведь ещё недавно, когда в роте были, слышал я, как обсуждали тех, кто заболел "желтухой". Вобщем - не иначе как "чмыри" и суки. А вот теперь здесь встретились. Короче, разговорились с ними, тут стали запускать в столовую, ну, я не полез вперед. Зашёл вместе с ними, во втором "заходе". Тогда и "покушал" первый и последний раз не из чистой тарелки. Да. Такие воспоминания.
А перед Новым Годом отправили нас самолётом в Союз. В военный госпиталь в Туркменистане, на берегу Каспийского моря, в городе Красноводске. Ночью, в тентованных машинах перевезли нас в палаточный городок, отправили в баню. Помылись тёпленькой водичкой. Меня назначили "старшиной палатки". Лицо что ль такое, "комсомольское"?
Пришли размещаться в палатки, и видим, что палаточный тент до земли не достаёт сантиметров 20-30. То есть, болтаются края на ветру. А на улице – конец 1984, зима. И Каспийское море рядом. Печки в палатке есть, но тепло только возле них, и то, когда сильно топят. Вот это время пребывания в госпитале помню не очень хорошо.
Портвейн "Чимен" – помню, как такое забудешь! Портвейн, с осадком на дне сантиметров пять. Как к зубному врачу нас водили - помню. Очень она мне понравилась как женщина. Сердобольность в ней какая-то чувствовалась. Не огрубевшая натура, с настоящими чувствами женщины, матери, жёны. Но мне тогда, наверное, все женщины нравились!
Запомнил и то, что рядом находился "дисбат" для осужденных солдат. Иногда, с ближайшей горки наблюдали как их "муштруют". На горку по привычке лазали, наверное. Залезем, сядем на корточки, как "бачи" и смотрим вниз, обсуждая что-нибудь.
"Комендачи" нас не трогали, вроде бы и не солдаты мы. Да и забора непреодолимого не было, КПП было. Так и ходили в "самоходы".
"Разборки" наши внутренние помню. Меня, как "старшину палатки", вызывали раза два в другие палатки для "разборок". Смысл был один – чевой-то вы, "духи", оборзели совсем. Службу не несёте. Вобщем, давай, "старшина", нам двоих "духов" на ночь, чтоб печку топили. И всё.
Вышел я на улицу, рассказал ребятам - так и так мол, чего делать? Одни говорят – биться будем, но никого в обиду не дадим! Другие – тебе приказали, ты и думай. Третьи вообще в сторону молча отошли. Опять я должен решать.
Ну и решил! Как смог. Решил, что будем посылать двоих на ночь в палатку "дедов". Но ведь надо выбрать – кого посылать?! Тут и научился "припахивать". Острый момент в жизни каждого "молодого". Выбор один – либо ты, либо тебя!
Опять стыдно, обойдусь без подробностей. Да только скажу, что каждый из нас когда-то делает свой выбор, и каждый когда-то ошибается! Ошибся и я! Нельзя было идти на поводу у "дедов", так как сразу это стало известно среди остальных палаток. И пришли наглые "черпаки", с таким же требованием. Да и первых наших "посланцев" "помяли" неугомонные "деды". Раз такое дело, то никого никуда посылать не будем! Аж страшно тогда стало, это что же вечером будет?
Сидим, ждём. Заходят человека три, "деды". Прошли к моей кровати:
– Кого сегодня посылать будешь?
– А никого! Сами попробуйте "припахать", а то мне они не подчиняются! – это мы с пацанами так договорились, что я так отвечать буду.
– А кого можно припахать-то?
– Сами смотрите!
Тут парень с Пензы, возле выхода лежал, сползает с верхней кровати и загородив своей крепкой фигурой выход, говорит:
– А меня "припаши"! Давай! Иди сюда!
– И меня!
– И меня!
– Сюда иди! – и понеслась! Вобщем, среди "дедов" то же своя иерархия наблюдается. И те, кто к нам пришёл – не самые "высокопоставленные", а даже наоборот. Ну, досталось им. Мы ликуем! Победа!
Только "летят" орлы, затуманенные "Чименом" по самые некуда, к нам в палатку! Оборот! До мордобоя дело не дошло, но поорали друг на друга прилично. И с той, и с нашей стороны с ремнями, с подручными средствами. Вдруг от "черпаков" помощь подошла, да на нашу сторону! Ну, и успокоились "деды", даже помирились. С некоторыми "портвешку" выпили. А начальство узнало об этой "стычке", да с какими-то нам неизвестными подробностями. Вроде бы даже побили кого-то сильно, но кого? Пытались даже, что-то вроде "дежурства" по палаточному лагерю назначить из офицеров. Но наступил НОВЫЙ ГОД!!! И такого пьянства среди тех, кому даже пива нельзя - я не видел больше никогда. Пили везде, почти все, почти все время. В ночь на 2-е января (или раньше?) заехала комендантская машина с патрульными, да сразу к палатке "черпаков". Там парень один, который нам на помощь против "дедов" толпу привел, обпился до "белой горячки". Что с ним было в Афгане, где он служил – я не знаю, но орал он про ребят погибших, про то, что мстить будет и всех вырежет. И в таком духе, а поскольку ораторским даром он обладал не слабым, то и нам посвятил несколько горячих, пламенных призывов. Типа, давайте все вместе рванем обратно, хватит здесь околачиваться и всё такое. Так хорошо говорил, что чуть не вступились за него. Но видно было, что парню очень плохо. Не в себе он. "Белочка" –это "белочка", чего уж шутки-то шутить.
После этого "события" стали нас потихоньку отправлять обратно, в Афган. Я всё маму свою ждал, телеграмму ей отправил сразу, как только прибыли. Это мне женщина зубной врач помогла. Она многим помогла отправить телеграммы домой. Только получил я письмо от матери, что не сможет она никак сейчас приехать. Отец там, дома, запил, да и сестра –16 лет ей тогда было, от рук отбилась, а ещё брат младший. Вобщем, никак не получилось у моей мамы приехать ко мне. Без обид, мама, без обид! Все понимаю, и тогда, и сейчас.
Вот и прилетели мы в Баграм. В "реабилитационный" госпиталь. Здесь уже "лафа союзная" закончилась. Никуда нас не "запрягали" без нужды, но делать было совершенно нечего. Вообще. Вот здесь-то я и попробовал впервые свой "чарс" ("план", "косяк"). С первого раза совсем не взяло, со второго тоже. А потом "зацепило", но не "затянуло". Даже "качаться" с железом пробовали. Палатка была пустая, там типа, штанга с приваренными танковыми траками к лому, ещё чего-то.
Когда первый раз через забор за "планом" перелезал, то с удивлением обнаружил, что верхушка забора заботливо выложена стеклянными осколками от разбитых бутылок. Но трудности добавляют романтизма, если не драматизма. Место это в заборе запомнил, где осколков меньше всего и там потом перелезал. В следующий раз поменял я на свалке солдатское одеяло на приличный "кусок" "плана" и пошел обратно. А по дороге устало прогуливается мне навстречу патруль. Я решил пробраться мимо них через виноградники. Осторожно пролезал под перевязками и мимо оголенных виноградных кустов, совершенно не думая о возможных минных "растяжках" и разной другой напасти. И в одном месте было так пусто и голо, что чтобы спрятаться, пришлось мне в яму залезть. Сижу и осторожно выглядываю, когда ж этот патруль пройдет. Ан нет, рано ещё! Под ногой хрустнуло что-то - посмотрел. Кости какие-то, вижу кисть из костей, и много гипса, бинтов грязных. Вот ведь угораздило, в яму с операционными "отходами" залез. А может и нет? Вроде бы там хирургического отделения не было? Тогда что это было?
Быстренько вылез наверх и пошёл к дороге. За дорогой забор госпитальный. Никто меня не заметил, вроде бы. Вижу "Уралы" едут. Остановился, чтоб их пропустить, а в кабине морда знакомая! Наши! Наша авторота!
Чего орал не помню, только ротный наш, старший лейтенант Михаил Кидалинский, новый "заменщик" старого комроты капитана Целищева, получил мои документы и забрал меня "домой" в полк. И было это 25 февраля 1985 года. Столько времени прошлялся я по госпиталям с этой "желтухой". Почему так хорошо запомнил этот день? Да потому, что в этот же день, только утром, улетели мои земляки с Тульской области, которые служили в нашей автороте. А теперь я с госпиталя "пришёл", да ещё и "один" остался. Теперь новый "экзамен" предстоит. ...
Андрей Лучков, РМО 181 МСП 84-86
Написано в декабре 2009 года.
|
