| Разделы сайта |
|
 |
| Выберите категорию |
|
|
| Коротко |
|
|
|
| Поиск на сайте |
|
|
|
 | |  |
|
Большой хирург - большой разрез
Плохо мне. Плохо. А с чего? Может, картошку плохо вчера прожарили? Да и не прожаривали её вовсе. Так – разогрели до удобоваримого состояния и "сметелили" весь противень. А что же с животом?
Сходил "на горку", "до ветра", а ничего не получилось. Ладно, буду КамАЗ из парка выгонять – может, отпустит.
КамАЗ – машина понятливая, заводится хорошо. В удобной кабине, на мягком сиденье неудобств с животом почти не чувствовалось, только тяжесть какая-то была. И стоит в голове это картошка злополучная. Пожаренная, как обычно, на кулинарном жиру. А где взять маслице подсолнечное? А сливочное? Сливочное и так идёт за милую душу. Как ни крути, а мысли солдатские, всё большей частью о еде. Если не о бабах.
На завтрак не пошёл – никак, зараза, не отпускает. Съездили в стройбат, привезли бетона машину. На обратном пути, при съезде с асфальта на грунтовку, недостаточно притормозил – кабина КамАЗа взбрыкнула сильно. Голова крУгом. Да что ж такое?! Попытался ещё разок сходить в место общего пользования. Для этого через расположение артиллеристов подъехал к туалету за штабом нашего полка.
К слову сказать, раз уж тема такая мной выбрана, то отхожие места в Афгане – это песня, исполняемая молча! Приснопамятная борьба с мухами, с инфекционными болезнями, выливалась в практические действия санитаров по обеззараживанию туалетов до состояния полностью невозможного нахождения внутри. Всё живое должно было там "обеззаразиться" до смерти, и никак по-другому! Хлоркой без меры "баловались" медики-санитары, расшвыривавшие её по всем углам туалета. А вот бойцы иногда просто швыряли в систему "очко" гранату! Очень редко, но метко! Последствия таких самовыражений – абстракционизм во всей своей неприглядности. Прав был Хрущев в чём-то – на счёт подобных "абстрактных произведений искусств". И вот, представьте себе, если там не были, что представляло собой зрелище – солдатский туалет. Только место, где очень удобно прятаться "чмырям". Да и находились эти "контейнеры" Морфлота, с прорезанными окнами, в местах подальше от места проживания, а то – знаете ли - запах!
И уж, если кому, по молодости лет, и приспичит дойти туда по нужде, то только в светлое время суток! Так как иногда ночью, для тренировки, ещё и сигнальные растяжки ставили саперы-"духи". "Отсалютовать", так сказать, смельчаку! Всё это весело было тогда. Сейчас немного по-другому воспринимается, а тогда. ... Пошёл боец в туалет, а тут – свист, сирена, ракетницы в разные стороны разлетаются. Освещают убегающего беднягу. Никакого интима для произведения процесса "дефекации". А вот на "точках", говорят, лучше было по ночам "до ветра" ходить. Да, разошёлся я в своих воспоминаниях. Простите! Однако ...
Ну, в общем, и в штабном туалете не получилось ничего. Как в сказке Бажова: "Сколь не тужился Данила- мастер, а не выходит цветок каменный!". Ладно, забрался обратно в машину, и как ножом резануло внутри, аж погорячело. Да не было такого никогда раньше!
Подъехал к столовой, обед уже, солдаты поротно заходят внутрь. Надо бы вылезать, руки помыть, и хоть компота выпить. Умывальники рядом со мной, вот сейчас выйду и ополоснусь вяло текущей струйкой воды. Осторожно вылезаю на подножку, а вниз, до земли, уже нога не опускается – больно. Пот покрыл лицо, сам тоже весь взмок. А что ж тут долго думать, взял да и спрыгнул вниз! Тоже мне высота!
Скрутило весь живот, руками обхватил, согнулся, аж на колени сел. До столовой не дойду, это точно. Да и на хрен она мне сейчас! Лезу в машину, хватаясь за подножку, поручни, руль. Прямиком в санчасть – это не далеко. Подъехал к самому крыльцу, вылез. Зашёл внутрь. Где тут кто живой?!
"А на обеде все! "
Почти.
Бывший там военврач, с усиками, лет 26 – 30 примерно, вышел ко мне.
– Что случилось?
– Живот болит!
– Сколько служишь?
– Полтора года.
– Ну-у! У вас у всех "под дембель" живот болит!
– Но у меня правда болит! – даже полегчало, когда дело до недоверия дошло.
– Ладно, после обеда посмотрю! Посиди пока. Сидеть-то сможешь?
– Не знаю. Попробую.
Врач указал мне место на кушетке, сам ушёл обедать. Я сесть не могу, стою, держась за стенку. Пришел ко мне медик знакомый, спрашивает, интересуется.
– Наверное, аппендицит. – таков его вердикт – В госпиталь заберут! У нас туда машина идёт после обеда.
– Б...ять! Я сам на машине! Может, я пока съезжу, а вы тут пообедаете!
– Ладно, не ори! Ложись, давай на кушетку! – это врач пришёл. Наверное, не пообедал из-за меня.
Как говорится, "методом пальпации" усилились подозрения на аппендицит. И точно, сейчас идёт машина в Кабульский госпиталь центральный. Газ-66 – "Медичка" такая, с кунгом. Вот в неё мне и надо забраться, но сначала КамАЗ свой определить на сохранение. Вообщем, по телефону дозвонился до роты связи. Их палатка с телефоном была, недалеко от нашей стояла. Прибежал Сашка "Курган" – ему и доверил "кормильца" беречь, пока меня не будет.
Всё, поехали! Трясучка – это неточное выражение, так как всё вроде бы нормально, а потом – как тряханёт! И снова нормально, и ещё раз! Ехал стоя, за кожаные ремни для носилок держался. Нет, ничего страшного, вполне терпимо, но – живот, зараза!
Доехали. Выгрузились. Кого куда, а меня "сдали" в хирургию. Там записали данные. Карточку какую-то передали, попрощались "мои" и уехали. А бабушка мне говорит: "Разувайся, раздевайся, сдавай всё на хранение". Не помню, что на мне была за обувь, а вот носки шерстяные афганские, высокие, разноцветные, запомнил хорошо. Да "тельник" - майка, неположенная мне, солдату пехоты. Тоже запомнил. Дали халатик, ношенный, и послали меня помыться и "красоту" в нужном месте навести – волосы, значит, сбрить. Станок, мыло и – под холодный душ. Горячего нет. А мне уже всё равно, так всё "нормализовалось" внутри, что почти не болит. Только разогнуться не могу, так и стою-хожу "калачиком". Вроде бы всё сделал. Вытираться нечем – а халатик на что? Ладно, считай что сухо. За стеночки, потихонечку выползаю в коридор.
Вот ты какой – центральный Кабульский военный госпиталь ноября 1985 года. Очень похоже на "гражданку". Вон, даже портреты артистов кино и театра висят. Евгений Киндинов, Андрей Миронов и другие. Начинаю их рассматривать, всё равно ведь мимо "ползу". Еще одна напасть – перестал фокусироваться взгляд или как это назвать?
Вообщем, вверх-вперёд ничего не вижу! Только то, что под ногами. А там, как обычно пол. И вижу – "ботинки" ко мне подошли.
– Как дела, солдат? – спрашивают "ботинки".
– Нормально, – шёпотом отвечаю я.
– А чё так идёшь? После операции?
– Не, ещё не сделали. Только привезли.
– Диагноз?
– Аппендицит.
... Как он заорёт! Зычно так, по командному!
– Санитары!!! ...ять! ...! ...! – вообщем, что-то там про оральный секс с ними, про извращенные отношения с их близкими родственниками. Ну, и мне до кучи:
– Ты, мудак (вроде бы литературное слово?), какого хрена сам идёшь?! Перитонит хочешь?!
Ни хрена себе – "припарка после бани"! Мне прям опять полегчало!!! Даже зрение возвращается! Вижу халат белый, цивильный, под ним форма военная. А звания разобрать не могу, так как вышел "погулять" без рентгена.
"Прибежали санитары – зафиксировали нас" – это у Владимира Высоцкого, а мне они носилки принесли. Поставили на пол, говорят: "Ложись!". Ага, сейчас! Чем на пол наклоняться – я пешком дойду!
Приказал врач им носилки поднять, а мне на носилки лечь. Утрамбовался я. Лёг. Оп! Уже и "конечная". Три шага и палата, в которую меня определили. Донесли до кровати, спасибо, что не сгрузили как самосвал. Сам не замечаю, как постанывать начал. Само так получается. Сказать ничего не могу, только шёпотом, а стонать могу. Не долго я лежал – снова эта "бригада УХ" с носилками. Движениями, "отточенными до автоматизма", с величавой грацией слона, залезает тот самый больной – который я – на эти носилки.
Операционная. Это здесь совершают свои подвиги врачи. Место, без всяких шуток, святое и почитаемое. Здесь многие обретают вторую жизнь. И всё благодаря профессионализму врачей и удачному стечению обстоятельств. Я не то чтобы оробел, нет, но всё, что мне говорят – делаю без размышлений.
Перелез на операционный стол, лежу, прикрывая детородный орган. Рядом, на соседнем столе мужчина с голым торсом, но в бинтах. Под наркозом. Видно по возрасту, что не солдат. Правой руки нет до локтя – бинты! Кожа на лице – как бумага, белая и тонкая. Всё равно видно, что загорелое лицо, но белое. Не знаю, как объяснить.
Медсестра вытирает пол, задевает ведро какое-то. Я повернул немного голову на звук, скосил глаза, гляжу, а в ведре что-то похожее на руку. Может, обознался. Лучше об этом не думать! Вообще ни о чём не думать! Смотрю вверх. Погашенные операционные лампы. Рядом "нарисовался" человек в белом халате. Пульс мой участился! Доктор?! Нет, санитар. Осматривает мой живот. Не доволен чистотой бритья. В руках появляется опасная бритва. Интуитивно закрываю "что надо" руками! А то! Вон как злорадно хмыкнул. Ладно, пусть бреет. Процесс как бы завершен, но меня чем-то мажут "там". Что это было, не знаю, но по запаху чувствую – бензин! Зачем? Почему?
Удерживая мою голову от перемещения и доверчиво улыбаясь, санитар, иль медбрат, как он там, поджёг меня зажигалкой и потушил полотенцем!
– Не боись, земляк! Проспиртуем всё заранее! – и продолжает бритьё-чистку дальше. Как свинью "пропалил"!
– Так это же бензин, – шепчу я ему.
– Ты что? Чистый спирт!!!
– Ага! Только я – водитель!
– Не холодно?
– Холодно конечно, при открытой-то форточке.
Доделав свое дело, санитар перекинул мне через горло какую-то перегородку, взмахнул простыней и накрыл меня ей. Лежу я, накрытый простыней. Опаленный живот, побритый, вообще уже почти не болит. Тишина вокруг. Стараюсь её не нарушать, всё-таки – госпиталь. Слышу в коридоре громкие голоса. Приближаются. Открывается дверь операционной:
– Где наш?
– А ...? Солдат-то помер, что ль?!
– Как помер?!
Гоголь, "Ревизор" – немая сцена. С меня срывают простыню – снова прикрываю своё "родное" – незнакомые же люди вокруг. Доктор и медсестра:
– Ты что с головой-то накрылся?!
– Так это не я! Я сам не смогу так. Это санитар меня накрыл.
– Салага! Шутник этот санитар!
– Так у нас трупы накрывают, с головой.
Разобравшись с простынкой, доктор начинает осматривать и ощупывать мой живот. Вот оно. Сейчас начнётся!
– Значит так. В госпитале мало обезболивающих уколов, на раненых еле-еле хватает, а тут ты. Чтобы зря не переводить лекарство, скажешь мне, если почувствуешь, как делаю тебе третий укол. А то всего их шесть надо. Договорились?
– Конечно! – а сам думаю, даже если шестой почувствую – не скажу!
Тут в коридоре снова голоса, ещё громче прежнего. Кого-то ещё принесло.
– Так! Кто разрешил?! Почему без меня?! – и смех, весёлый такой смех подвыпившего человека.
– А вот и я!
– Где тебя нашли-то? Давай, присоединяйся!
– На День Рождении был. Кто у нас?
– Солдат, водитель.
– Ух, ты! А "наколки" – как у десанта! Смотри, какая на плече! Ну-ка, а это что? Группа крови на груди?
– Да. Третья отрицательная.
– Почему шёпотом?
– Не могу по-другому.
– Кто делал?
– Земляк.
– Так скажи ему, что он художник! Хорошо сделал!
– Он знает.
Тем временем, делали уколы в живот. Я почувствовал, как "каменеет" место укола уже с первого шприца.
– Повезло тебе, солдат, чувствительность хорошая! – говорит "опоздавший" доктор и продолжает.
– А я прям из-за стола! Воскресенье сегодня. Ничего ж не планировали, а тут: "Срочно! Срочно!". Я уж думал – раненых привезли откуда-нибудь. Ну, слава Богу, здесь ты, с аппендицитом.
После этих слов понимаю, что аппендицит здесь – это как какая-то часть их прежней "доафганской" жизни.
Постукивают по животу.
– Ну что? Начнём?
– Давай!
Уверенное движение, звук не разрезаемой, а разрываемой шкуры крупного рогатого животного (чуть не написал – скота).
– Ну, как, хватит?
– Давай ещё! Большой хирург – большой разрез! – и снова расслабленный смех.
– Не боись!
Ощущаю у себя в животе что-то приподнимающее мою кожу изнутри, похоже на палец. Слышу знакомый "разрывающий" звук, это расширяют место разреза. Какие-то ещё действия. Возгласы, восклицания, просто разговор. Ничего больше не задержала моя память. Помню только это:
– Ты не спи! А то всё обратно сложим и зашьем! – смех.
Милые мои хирурги, да делайте что хотите, я вам доверяю. А вот то, что боли нет – это для меня настоящее чудо. Я радуюсь, улыбаюсь. Слышу звук иглы проходящей сквозь мое тело, улыбаюсь. Даже когда в палату несут – улыбаюсь. А может, мне это показалось, но было мне хорошо.
Палата! Снова и опять ты, уже родная. Большая и светлая, а народу-то сколько! Человек, наверное, тридцать, а может меньше. Не охота считать. Сегодня воскресенье, все смотрят по телеку "Вокруг смеха". Я тоже смотрю, продолжаю улыбаться над шутками. Хорошая передача, мы её с мамой смотрели. А почему это только с мамой? Всей семьёй смотрели! Но "вижу" перед собой только маму. Как ей сказать, что я в госпитале? А никак не говорить! Просто напишу, что всё так же, как и всегда, и открытки пошлю, индийские. С артистами династии Капур. Хорошо.
Передача закончилась, офицеры, солдаты – все расходятся по своим кроватям. Возле меня ребята, такие же солдаты, как я. У одного тоже аппендицит, но с перитонитом. Врач про этот перитонит орал в коридоре. Оказывается это разрыв аппендицита внутри живота, и это очень плохо. Вон, тряпочка какая-то из живота торчит, "дренаж". Я разговаривать не могу, всё также шепчу, поэтому от меня отстали с вопросами и легли спать. Я тоже начал засыпать. Спина затекла от одностороннего положения, но это не главное неудобство. Изнутри, из живота, начала появляться боль. Тупая, но настойчивая. Поспать не пришлось, всю ночь боролся, старался перетерпеть. Потом решил позвать медсестру. Увидел её, склонившую голову на руки. На своем рабочем столе, под настольной лампой. Наверное, задремала тревожным, чутким сном. Неохота будить, жалко. Но как перетерпеть боль, если всё время думаешь о том, что тебе могут помочь, поставив обезболивающее. Решился позвать сестру. Похоже, что даже шёпот пропал. Напрягать "пресс" очень больно, ещё новое ощущение появилось – как будто от каждого твоего напряжения под повязкой мокро! А вдруг шов расходится?! Орать не могу, тогда как привлечь внимание? Дотянулся до кружки, бросил на пол. На шум от падения кружки сестра подняла голову, спросила: "Кто? Что случилось?". А я машу ей рукой. Но после яркого света лампы меня в темноте не видно совсем. Сестра снова заняла прежнюю позицию.
Кружек больше нет!
Кто-то рядом зашевелился и застонал, сестра встала и пошла по проходу. Машу рукой! Заметила:
– Что беспокоит?
– Больно...
– Сейчас. – ушла к столику, посмотрела в списки и всё: "Нельзя тебе больше! Терпи!".
... Дотерпел до утра. Стали просыпаться самые заядлые курильщики, пошли в коридор, осторожно гремя костылями. Вскоре вошла нянечка: "Подъём, родненькие! Подъём! Выходим, выходим в коридорчик! Проветривать буду!". Форточки нараспашку, спёртый, ночной смрад многолюдной палаты рассеивается, и я хочу спать! ...
Проваливаюсь в сон: "... большой хирург – большой разрез! Ха-ха-ха! ... не спи! ... третий укол ... День рождения ... сложим обратно! ...Аппендицит я тебе не покажу! ...большой хирург..."
...Проснулся от разговоров рядом – это мои соседи. Обсуждают новости, рассказывают случаи и анекдоты. Нянечка моет пол, явственно чувствую запах солярки. Для дезинфекции что ли?! Гараж какой-то!
Поспал я минут 30-40, наверное. Ждут завтрак, я тоже. Им принесли, мне – "хрен диетический"! И завтракать мне нельзя, а заодно и обедать, и ужинать! Понимаю! Но снова вспоминаю жареную картошку. ...Только и осталось. Не до баб!
Не помню когда, но оказались в нашей палате еще "земляки" с моего полка. Двое солдат, одного из трёх разведвзводов, водитель и стрелок БРДМ-ки, в ночь (!) при выдвижении на "точку" попали под обстрел. Их, видимо, уже ждали. Выстрелом из гранатомета прожгли броню. Вот этими-то раскаленными осколкам-каплями и поразило обоих солдат. Какое им лечение? Крупные "шарики" вырезали, а мелкие – велели перекатывать и выдавливать безостановочно. Для дезинфекции смазали место поражения "зелёнкой". А "места" этого у обоих – от макушки, по лицу, по шее и до подмышки. Так и ходили зелёные. "Мусульмане". И вот сядут, бывало на кровати, напротив друг друга и, честное слово, как мартышки – друг у друга "шарики" из головы, шеи выковыривают. Ведь у каждого одна рука выше собственного плеча не поднимается. Взаимовыручка.
Запомнил ещё, как больных сразу разделили на "просто больных" и "с боевыми ранениями". "Раненым" полагался дополнительный завтрак. В столовой специально выпекали пирожки и разные плюшки. Мне очень хотелось, но – не положено!
Ещё один раз помню, как на прогулке кто-то сказал:
– Вон Руцкой идет!
– А кто это?
– Его самолет "духи" подбили, а он катапультировался и к своим пришёл! К "Герою" представили! Но позвоночник повредил!
– Повезло, что жив!
Я посмотрел – идёт обычный человек молодцеватого вида, с усами и ремень "тяжелоатлетический" на поясе. До боли знакомая родная вещь! Я ведь, до армии, немного не успел первый разряд по тяжелой атлетике выполнить. Поэтому и запомнил, что пояс штангистский.
Один раз в кино ходил, вроде бы "В бой идут одни старики!". Так там такая толпа была, что в давке даже "колясочников" и "одноногих" чуть не затоптали В окна клуба лезли! Кто-то из старших офицеров всех выгонять начал из клуба, народ послушался, но потом все успокоились и кино досмотрели. В названии фильма может, и ошибаюсь, а так – всё, как запомнил.
Запомнил я и то, как швы снимали. Разрезали нитки и потихоньку вытаскивали швы, укладывая все это в отверстие пупка. Прикольно.
Как-то ночью – выкрики в коридоре, шум, беготня. Открывается дверь палаты:
– Кто "ходячий" – на выход! Помогите – раненых привезли! Два КамАЗа!!
Я поднялся вместе со всеми, вышел в коридор. На встречу – солдаты госпиталя, и раненые тащат вторые ярусы для металлических кроватей. А дальше, ближе к выходу, там, где туалеты, на плиточном полу грудой лежат люди. Врачи и санитары быстро разбирают людей в стороны. Кого-то на "стол", кого-то в очередь, а других – подальше, к самой стене. Уже мёртвые которые. Я ничем помочь не мог, так как сам ходить начал всего день или два. Да и то – только до туалета шаркающей походкой. А тут – такое движение! Народа много было, помогавшего врачам. Ушёл я обратно, помощи от меня никакой, а на проходе стоять – только мешать.
По рассказам помогавших, подбили "духи" вертушку с ранеными. Та села. Подогнали КамАЗ, перегрузили всех без разбора и доставили в госпиталь. А как оно вправду было – я не спрашивал ни у кого. А кого спросишь об этом?
В госпитале я лежал в конце ноября 1985 года, примерно 3-4 декабря, на шестой день моего лечения, меня выписали, мест не хватало. Кто-то из офицеров подвез на УАЗике до КПП 181-го МС полка. Через десять дней – мой День Рождения. Назначили мне типа "отдых" при части, но я сразу запросился на КамАЗ, и дней через пять уже "пылил" по территории нашего и смежного с нами артполка.
"... Степь да степь кругом!"
А у нас – пыль да пыль вокруг!
Андрей Лучков, РМО 181 МСП 84-86
Написано в июле 2007 года.
|
| Категория Воспоминания | Добавлено 19.12.2011
|
| Смотрели 2529
|
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ] | |
 | |  |
|
| ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ! |
| В этот день погибли: |
|
|
|
