Наши животные

Виталий

Дата: Среда, 25.10.2023, 11:32 | Сообщение # 701

Наш

Сообщений: 228

Сейчас отдыхает

Они такие. Вона каки, никогда не знаешь, что у них на уме.

Тулупов

Дата: Вторник, 14.11.2023, 20:25 | Сообщение # 702

Наш, Администратор

Сообщений: 6629

Сейчас отдыхает

Филимон

В зиму на 1982 год в подъезде дома 14 на Краснозвёздной улице, где я тогда жил до моего ухода в армию, поселился уличный пёс.
Двухэтажный кирпичный дом на два подъезда. Но лестницы деревянные. Так называемая Народная стройка. На этих тёплых зимой лестницах мы, молодёжь, и собирались вечерами. Подъезд отапливался, мы сидели в тепле, говорили о чём-то о своём. В то далёкое советское время люди были добрее, поэтому нас никто не прогонял из подъезда. Ну, и мы не мусорили и не орали. Взаимное уважение.
Вот в этом моём подъезде как-то вечером я и обнаружил лохматого симпатягу. Он забился в нишу под лестницу, ведущую на второй этаж, и, свернувшись калачиком, тихо дремал. Пёс понял, что его заметили, и посмотрел на меня настороженно. Я присел на корточки и сделал два «гусиных шага» в его сторону. Погладить себя он не дал – оскалился и зарычал. Я решил не отступать и всё-таки познакомиться с пёсиком. Ведь это был подъезд моего дома, и меня возмутило, что какая-то дворняга хочет здесь меня укусить.
После нескольких тщетных попыток погладить, я решительно протянул к нему руку на этот раз ладонью вверх и не отдёрнул её после лязга зубов рядом с пальцами. Собачья морда с обнажёнными клыками несколько секунд находилась в сантиметрах от моей руки. Потом я медленно продолжил движение руки, и пара фаланг пальцев оказалась в его пасти. Пёс слегка прижал мои пальцы зубами. Я не двигался. Подержав руку в пасти, он разжал челюсти. Я руку не убрал. Пёс повернул морду в сторону, чтобы освободилась рука, встал. Начал обнюхивать сначала мою руку, затем и остального меня. Запомнив запахи, он посмотрел мне в глаза. Я, всё также сидя на корточках, плавно потянулся к нему и начал гладить голову. Пёс не дёрнулся, стоял и ждал. Потом прижался к моей ноге. Так мы познакомились и стали доверять друг другу.
Я не помню, кто назвал его Филей. Филька – звала его вся улица. Но так как пёс был серьёзным, не игривым, я звал его уважительно Филимоном. Откуда-то появились ошейник и поводок. Гулять на Откос через проспект Гагарина Филимон шёл рядом со мной на поводке. Всё по уму. Он не испытывал неприязни к ошейнику, не вырывался из него. Хотя я сначала предполагал, что дворовому псу не понравится вот такое наглое ограничение его свободы. «Друг, тоже мне, сразу ошейник накинул» – так, мне казалось, мог бы думать пёс. Но нет. Не думал. Мне потом чудилось, что Филимон даже как-то благороднее, величавее становился в ошейнике и на поводке. Хотя какое там величие у небольшого росточком лохматого дворового пса! Вот чувства собственного достоинства у него было хоть отбавляй. Бывало, не слушается меня, получит затрещину, огрызнётся. Я заору на него. Он залает на меня. Аж до укусов дело доходило. Это значит, ругались мы так. Как у людей. Сниму с него ошейник, крикну: «Ну и вали куда хочешь!», и обижаемся друг на друга. Я стараюсь на него не смотреть, он косится из-под мохнатых бровей. А оба уже так сдружились, что не могли долго врозь.
Подойдёт, прижмётся к ноге…. И сразу меня вся злость-обида отпускает. Бывало, что и я первый шёл на мировую. Сажусь на корточки, тяну к нему руку, он берёт её в пасть, прикусывает слегка. «Мир, друг!».
Я думаю, про себя он не называл меня хозяином. Ведь он не жил у меня дома, а я не наседал на него с командами. Мы были равноправны. Кормить, конечно, я его кормил, согласен. Таскал еду из дома. Но это не было доминированием. Если б я его не кормил, я был бы последним подлецом. Иногда Филимон позволял себе не ночевать в подъезде – тоже признак равноправия, свободы выбора пса. Он же уличный кобель, а не какой-нибудь хозяйский прихвостень.
На морду Филимон был забавный. Глаз почти не видно за спадающей от центра к ушам чёлкой. Весь лохматый, растрёпанный, а когда поднимал вверх брови, казалось, что он то ли удивляется, то ли задаёт вопрос. Он умел расположить к себе. Но гулять с собой по Откосу позволял только мне, моей девушке Тане и моему младшему Брату. Друзей моих Филимон не слушался и, казалось, на дух не переносил.
Но недолго длились прогулки. Второго апреля 1982 года я ушёл служить Родине. Филимон остался жить в подъезде. Как потом мне рассказали, есть он перестал, часто скулил, выл, за что иногда даже был изгоняем из подъезда жильцами – ну кому охота слушай вой всю ночь! Никому в руки не давался. Я не знаю, какие мысли в голове у собак. Вряд ли он думал, что я его предал. Но меня ему точно не хватало. А я служил себе и служил, знать не зная про одиночество Филимона.
…Как только на улице потеплело, Филимон ушёл. Никто и нигде больше его не видел. А я вернулся со службы уже на другую улицу – семья переехала. Да и не до Филимона мне было после армии….
Вот так у нас, у людей – силу настоящей дружбы, преданности, понимаешь только с годами.