Память
| |
SHURAVE | Дата: Четверг, 19.10.2017, 22:32 | Сообщение # 1 |
Наш
Сообщений: 317
Сейчас отдыхает
| Память.
Стоял ноябрь, три часа по полудню и страшная слякоть. Тротуары были измучены рытвинами, по улицам носились грязные машины. Солнце изредка выбиралось из-за туч и медленно грело сырую осеннюю землю. Посеревшие стены домов сливались с небом в единый унылый пейзаж. В одном из городских кафе за пластиковым столиком сидела небольшая компания. Судя по тому, как они общались между собой, встреча носила дружеский характер. Напротив за пустым прилавком сидела официантка. - Знаете, - заговорил Сергей, - я сужу других по себе и в этом, уверен, не ошибаюсь. Вот сейчас я спрашиваю себя: могу ли я влюбиться в эту женщину? - Кивком головы он указал на официантку, и, затянувшись сигаретой, сам же на свой вопрос и ответил: - Нет! Тысячу раз – нет! И что отсюда следует? А следует то, что, сколько не пей, всё напрасно! - Сергей стряхнул пепел на пол и налил в бокал пива. - Вы посмотрите на её внешность,- продолжал Серёга, - народная задумчивость, среднего роста, ума мало и красоты нет. И устаёт, наверное, не от работы, а от тяжести своего веса. - Слушай солдат, не умничай, – низкорослый, с широкими плечами, похожий на силача из шапито снял плащ, достал из сумки коньяк, с силой прокрутил пробку, - Ольгу Ивановну не обижать, она у нас одна такая безотказная - как автомат Калашников. - Максимально приближённо, товарищ комбат! - отрапортовал Серёга, козырнув рукой. Он долил себе в стакан пива, и смачно сглотнул пену. - Напьюсь, ей богу напьюсь. До самых краёв. Серёга налей, – пододвигая пустой бокал, встрял в разговор полноватый собеседник: Можно слово? - Можно, Михась. Но только коротко, – улыбнулся комбат, наполняя рюмки коньяком. - За дружбу! - Да я спокоен, Михась! И вообще, что я вам - затычка для текущих событий!? Ребята недоумённо переглянулись. - А тебе, Серёга, - густые брови комбата сдвинулись дугой, - Ольгу Ивановну не обижать. Скинув с плеч куртку и положа её на соседний стул, предусмотрительно смахнув с него засохшие крошки, Ерёма многозначительно посмотрел в сторону официантки. - Без огненной воды нам сегодня любви не встретить, - подытожил он. – По мне, Ольга Ивановна даже очень. – Комбат заволновался глубже и сердечней, захотелось утолить тело крепким напитком. - За любовь! - Вот же горе, – усмехнулся Серёга, протирая столовые приборы носовым платком. - А горе, оно в человеке живёт постоянно или как? Сергей с грустью вздохнул, потушил сигарету: Я думаю, Ерёма, что горе в человеке живёт подобно ходу солнца, вечером оно садится в него, а утром оттуда же и выходит.
Продолжение следует.
|
|
| |
SHURAVE | Дата: Четверг, 19.10.2017, 22:32 | Сообщение # 2 |
Наш
Сообщений: 317
Сейчас отдыхает
| История №1. Серёга. Воображению Сергея представилась картина, как в жалобах и мечтах едут в транспорте люди, позабыв утро и не заметив дня. Они ходили на службу, говорили привычно, покупали продукты, варили еду, улыбались гостям. Сергею повезло, он довольно рано выскользнул из этого круговорота жизни, словно налим из рук рыболова. И очутился в большой просторной комнате на «бульваре Роз», в небольшом старом особняке, что сиротливо стоял на краю муниципального кладбища. Сергей был спокоен и счастлив, одиночество его не пугало. Некоторые его родственники считали, что знаменитая усадьба – чисто дом с привидениями, но Сергею и в голову не приходило отказываться от подарка судьбы. Здесь ему виделись таинство и взволнованность жизни. Он никогда не жаловался на недостаток в деньгах, а, напротив, вёл себя с достоинством богатого родственника. Вскоре он занял должность управляющего в похоронном бюро вместо унылого восточного человека. Но сегодня вечером Сергею вспомнилась иная реальность, реальность далёкого прошлого, которая, казалось бы, за повседневностью дней утратила смысл существования. Это было в начале ноября восемьдесят третьего года. Сидя в аэропорту города Ташкента, дембеля решали, кого из родителей погибших товарищей навестить первыми. Положили на стол два письма, адресованных в Донецк и в Курск. Накрыв их перемешали, и в слепую кинули жребий. Выбор пал на Курск.
Терпкий запах солдатских сигарет навеял воспоминания о трагическом случае, что вонзился в память Сергея острым осколком душевных переживаний. Незадолго до осенней демобилизации, двое товарищей погибли, подорвавшись на фугасе. Произошло это в провинции Хост. - Поедешь со мной в морг, старшина. Завтра в десять - ноль–ноль, машина на КПП. - Есть в десять - ноль-ноль на КПП. Приехали на опознание тел в военный госпиталь. - Кто это? – указывая на фрагменты тела на медицинском столе, спросил Серёга. - Ты подпиши, здесь и здесь, что опознал. Сам понимаешь фугас. - Хирург посмотрел Сергею в глаза. - А ты молодцом. На опознании уже бывал? - Что, товарищ доктор? - переспросил Сергей. - Не доктор, а товарищ капитан. – Так точно. - Хорошо, хорошо. Ты мне на вопрос не ответил. Я спросил, на опознаниях бывал прежде? - Нет, не приходилось, товарищ капитан. Серёга расписался в бумагах. - Можно идти? - лицо Сергея побледнело. - Что затошнило? - Запах медицины здесь крепкий. - Идите, старшина. И командира своего пригласи, пусть зайдёт на минуту. Выйдя из холодного помещения морга на крыльцо, Сергей почувствовал жар сухого воздуха. Солнце палило нещадно. Пройдя в расположенную рядом беседку, накрытую маскировочной сетью, где сидели ротный и двое солдат из медицинской роты, он обратился: - Товарищ майор, вас капитан в звании товарища врача просил зайти на минуту. - Ты в порядке, Самойлов? - В порядке, товарищ капит... - маойр. Подойдя к солдатам, Сергей попросил закурить. - Ты же не куришь, старшина, - удивился ротный. – Да уж, - тяжело вздохнул Сергей, угощаясь сигаретой, - как здесь не закуришь.
*** - Да, это точно, как в десятку попал, – согласился комбат и посмотрел куда-то вдаль, сквозь грязное окно, рама которого, как и само стекло, успели пожелтеть от времени. Капли дождя ударялись в него и ручейками стекали куда-то вниз. Он обратил внимание на одинокий лист, прилипший к стеклу. За окном то и дело мелькали силуэты прохожих. Они прикрывались зонтами, словно хотели спрятать под ними что-то такое, чего не должны были видеть небеса. Комбат перевёл взгляд на пустую бутылку, кашлянул в кулак и продолжил: Помянем. За солдат! Все разом встали от искреннего уважения. - Земля им пухом! Комбат залпом выпил рюмку с коньяком. Сердце его вдруг сдало, потеряв высокую точную работу, замедлилось, хлопнуло и закрылось, но - уже пустое. Разговор на время прекратился. На столе появилась пачка папирос.
|
|
| |
SHURAVE | Дата: Четверг, 19.10.2017, 22:32 | Сообщение # 3 |
Наш
Сообщений: 317
Сейчас отдыхает
| История №2. Михась.
Коньяк возбудил движение вскипающих пузырьков в сосудах, Михась захмелел, и стал горевать о тётке Авдотке, что по судьбе случая встретила его – маленького мальчишку, на городской автостанции. - Не знаю почему, но забыть её не могу, - прикуривая папиросу, Михась достал из бумажника старую потёртую фотографию немолодой женщины. - Помню, она остановилась. И поманив меня рукой, спросила: - Ты, чей будешь? - Тётка, дай копейку, – сразу попросил я. Тётка вынула рубль. - Ты, наверное, голодный? - Не, я сытый, - спрятав рубль в кармане фуфайки, я посмотрел ей в глаза, и стал выдумывать - У меня мама–папа есть, только они где-то потерялись. - А где же ты живёшь?. - Да там... дома. Дай ещё рубль. - А со мной поедешь? - Поеду, если ругаться не будешь и вино пить, - загоревал я от недовольства на родителей, которых не помнил. Дождавшись рейсового автобуса, мы уселись - я у окна, она около меня. Мы молчали. Я смотрел в окно. Большие серые строения города вскоре исчезли, и замелькали редкие, одноэтажные разбросанные вдоль дороги дома. Автобус то и дело притормаживал, и медленно, качаясь из стороны в сторону, объезжал большие выбоины. Солнце пряталось за голым частоколом тёмного леса, и на поля опускался беловатый туман, что скапливался в низинах, когда мы подъезжали к посёлку. Несколько тракторов с грязными прицепами въехало на территорию гаражей сельхозтехники и за ними мотоцикл с коляской. На нём сидел человек с большими усами, одетый в синюю униформу. Посмотрев в нашу сторону, он помахал приветливо фуражкой. - Скажи, - спросил я, - кто этот дядька? - Наш друг! – сказала Авдотья, взяв меня за руку. - Какой у него ладный мотоцикл! – прибавила она, - Прокатиться бы нам на нём. Что думаешь Михась? - Ага! – не задумываясь, ответил я.
***
Михась потёр воспалённые веки. Комбат налил ему в стопку до краёв. - Помянем, добрую женщину, - сказал он грустным голосом и вернул фотографию. - Верно, комбат, - Сергей раскрыл портсигар и предложил закурить. Но Ерёма достал из пачки свою папиросу. - Ну что, мужчины, на воздух! – многозначительно произнёс он. Глаза его заблестели. Вечернее звёздное небо раскинулось тёмным покрывалом над городом. - Незабвенная папироска, впитывается вся без остатка. Сергей смачно затянулся, похлопал Ерёму по плечу и продолжил: - Вчера вечером возвращаюсь с работы, дай думаю, по кладбищу угол срежу. Смотрю на чёрное небо, а оно чисто бархат проеденный молью, и сквозь него свет струится. Друзья с опаской посмотрели на Сергея. А тот, растирая замёрзшие уши, интриговал ещё сильнее: - И струится он прямо на бедные могилы, кресты их стоят жалкие, обветшалые от ветра и дождя. Я остановился с тихим уважением. И вдруг как нахлынет на сердце печаль. - О ком печаль, Серёга? - Да ни о ком, Ерёма, нахлынула и всё тут. Слёзы из глаз как брызнут... - От чего брызнут? - Да не перебивай ты, его, Ерёма. Продолжай, Серёга. – Михась передал Ерёме папиросу. – Так вот. Стою. Плачу. Смотрю на кресты и думаю: «Мёртвые зря свою жизнь прожили и по этому факту хотят воскреснуть!» А у самого мурашки по телу бегают. Мне бы руки в ноги и быстрее к дому, а я стою, руками крестам машу, мол, передайте в могилы моё сочувствие. Пусть покоятся с миром. - И успокоились души усопших, знаем мы про это, - Ерёма натянул свитер на голову, - пошли к столу ребята, а то лысина мёрзнет, чай не месяц май. - Эх, Ерёма, лысая твоя башка, – обижено проворчал Сергей. - Я, между прочим, доктор. Шизофреников лечу, а не они меня! И нечего мне здесь байки травить, о мертвецах! - парировал его слова Ерёма. Со скрипом отворилась входная дверь. - Ну что, парни? – Из-за двери выглянул комбат. – Накурились, своих папирос? Он посмотрел на съёжившихся от холода ребят. - За стол, марш, хлопнуть по стопочке пора!
|
|
| |
SHURAVE | Дата: Четверг, 19.10.2017, 22:32 | Сообщение # 4 |
Наш
Сообщений: 317
Сейчас отдыхает
| История №3. Еремей.
До армии Ерёма мечтал о мединституте. Диплом был для него своего рода испытанием на прочность. Демобилизовавшись, он решил осуществить свою мечту. Устроился на работу санитаром, а документы подал в мединститут. Отец Ерёмы, угощая во дворе мужиков табаком, не забывал поделиться с ними глубокой радостью. - Ведь всю жизнь своими силами прожил, никто мне ничего не подсказывал, а Ерёме книги чужим умом говорят! Во как! Мужики понимающе кивали головами. И тут же предложили это дело отметить, чтоб сыну и дальше гладко шло. Распределение Ерёма получил в местную психбольницу и сразу попал на должность заместителя главного врача, благодаря тёще. А тёща у Ерёмы была женщина властная, один словом, главный бухгалтер городской мэрии. И ей не составило труда пристроить зятя. Ерёма этому рвению тёщи не сопротивлялся, как мужчина умный рассуждал: «Поперёк паровоза не попрёшь – раздавит». Вскоре у Ерёмы родилась двойня. А ещё через год жена снова понесла. - Дети - это радость, разве можно от нее отказываться ради материального блага, Пелагея Петровна? - Еремей, вы, конечно же, правы, но... - Пелагея Петровна, правы вы, - он поцеловал тёще руку, а жену в румяную щёку и, поглаживая рыжие усы, добавил - мы с Иришкой решили, что для хорошей и крепкой семьи троих детей будет в самый раз. Да, милая? Милая скромно заулыбалась. – Ерёмушка, поправь мне подушку, пожалуйста. - Да, мое солнышко, конечно. Поставив на журнальный столик, чашку с чаем, Ерёма, засуетился вокруг супруги. – А это вам, Пелагея Петровна. Неожиданно перед тёщёй появился букет белых роз. - Еремей, к чему вам такие траты? - смутилась тёща. Ерёма, молчал, понимающе кивал головой, целуя тёще руки. Он вспоминал, как встретил Иришку, и понял, что это навсегда. Расписались они через полгода, но с ребёнком решили повременить, да и тёща - Пелагея Петровна - тогда настояла на своём. - Вы меня, Еремей, послушайте. Вам с Иришкой, по началу, на ноги встать нужно, дипломы получить, с работой определиться. Ну, а затем и семью устраивайте, детишек заводите. Это ваше право. А слово моё, такое - помогать буду. И прямо вам, Еремей скажу, дочку в обиду не дам. - Да что вы Пелагея Петровна. Какие могут быть обиды! Ваша дочь - это мой самый драгоценный цветочек. – Посмотрим, жизнь покажет. Поверьте, я знаю, что говорю. Сейчас перед тёщей Ерёма размышлял: «Золотая женщина, вот бы ещё машину подарила, бала бы бриллиантовой тёщей». Этой же ночью Ерёме снился удивительный сон: он подошёл к припаркованной у обочины спортивной машине чёрного цвета. Усаживаясь за руль, его взгляд привлекло небо. По нему медленно плыли большие розовые облака в сторону горизонта. Ерёма повернул ключ зажигания, двигатель мягко заурчал. Он надавил на газ, и звук изменил тональность. Раздался раздражающий металлический скрежет, и чей–то очень знакомый, нежный голос запел. - Ерёмушка. Вставай, будильник звонит. - Что, который час!? – Ерёма вскочил с постели, как ошпаренный. - Да без пяти шесть уже, пора тебе, и давай потише, а то что-то мне не хорошо, знобит меня. - Слушай, Ирочка, сегодня что за день? Среда? - Среда. – Надо же, четырнадцатое значит. Ирочка попыталась встать, опираясь на подушки. - Ирочка, лежи не вставай, а я вызову такси. Пора тебе, по срокам пора. Потерпи, милая. Через минуту Ерёма был серьёзен и сосредоточен. Вечером того же дня тёща поздравила Ерёму с рождением сына. Через десять дней, в день выписки Ирочки из родильного дома, тёща преподнесла щедрый подарок. - Боже мой, мама! – взволнованно вскрикнула Ирочка и стала целовать мать в щёки. - Ерёмушка, ты посмотри - ключи! - Бабушка, бабушка нам машинку подарила, - восклицали близняшки. «Ну, надо же, а сон-то в руку» - вспомнил Ерёма. - Может, и в Лондон удастся съездить, – произнёс он вслух. – А зачем нам Лондон? Мы лучше в Анапу поедем, к морю. Правда, мои хорошие? – Да, бабулечка, на море, на море! – хлопая в ладошки, радостно закричали внучки. «Сон продолжается» - подумал Ерёма, рассматривая брелок с ключами.
|
|
| |
SHURAVE | Дата: Четверг, 19.10.2017, 22:33 | Сообщение # 5 |
Наш
Сообщений: 317
Сейчас отдыхает
| *** Комбат махнул рукой официантке. - Ольга Ивановна! Скромно улыбаясь, она сипло спросила: - Горячее подавать? - Подавай! И коньяк повтори, - заказал комбат. - Знаете, – сказал Михась с важностью, - сегодня я начинаю жить по-новому! - Как это? – удивлённо спросил Серёга. - Кроме шуток. Вот уже несколько дней я влюблён. – Михась, тебе же влюбляться опасно! - перебил его Ерёма. – Ты лучше ребятам расскажи, как ты от ревности чуть подругу своей бывшей на тот свет не отправил. Лицо Михася вдруг обдало жаром. – Ну, и болтун ты, Ерёма. – Я болтун. Да мне-то чего, это твоя история. Хочешь - рассказывай, а хочешь - нет. – Так! - комбат уставился на растерявшегося Михася. У того началась икота. – Давай, давай, рассказывай, старина, - Серёга налил Михасю в бокал пива, - на, запей. – Хорошо, расскажу. – Правду? – Да, да. Правду. Врать не умею. - Поделишься с друзьями, сразу почувствуешь, как на душе легче станет. – Подбодрил Михася комбат.– Вот тебе сто граммов коньяку для храбрости. Михась залпом выпил коньяк. Ерёма подал ему ломтик лимона. - Любовь, скажу я вам братцы, - это когда кажется то, чего на самом деле нет. Я в ту пору учился на юридическом факультете. Жил в общежитии. Подрабатывал грузчиком по вечерам. Наверняка кто–то помнит, что можно было похалтурить на вагонах - где цемент разгрузить, где муку, удобрения. Платили наличными – по рублю за тонну. Сами понимаете, для студента, три червонца за вечер - это хлеб. А тут нам подфартило: мы на двадцать третье февраля вагон с мукой разгрузили, сидим, перекуриваем. Подходит бригадир и два билета на вечер в клуб железнодорожников нам вручает. И говорит так официально: «Это вам, ребята, за вашу работу от начальницы товарной. А это премия от меня» – и суёт нам в руки по квартальному. Мы с напарником и обомлели. Ноги в руки, и в общагу. Причесались. Пузырёк на радости раздавили, закусили, и отправились в клуб. Вот там, в клубе, я и встретил Танюшку. Вернее сказать, это она меня встретила. Мужиков молодых на вечере оказалось мало, вот она меня и пригласила на танец. Тут я и попал. Идём мы, значит, по улице - я её провожаю, а она мне говорит: «Зайдём ко мне» - и шепчет - «я тебя хочу...». И я полетел - то туфли с чёрного рынка ей принесу, то батник, то шиньон, то лак для ногтей, одним словом карусель. Не поверите, год прошёл с ней, как день. И вот однажды уехал я в командировку, в Абхазию. Через месяц возвращаюсь - с подарками, с цветами. А любимой нет. Дом пуст. День прошёл, второй. Начинаю нервничать. Я к подруге Танькиной. Так, мол, и так, где моя? Та отвечает: «Уехала в Питер с кооператором. Устроилась к нему секретаршей, и поехала в командировку». В моей голове мысли ревности. От пошлых, до зверских. То я её вместе с кооператором четвертовал, то поджигал, то по сто раз на дню каждого по очереди топил. Нашёл адрес, где гад жил. Каждую ночь ходил и ждал, когда они из Питера вернутся. На работе начальство предупреждение сделало, по работе. А я хоть убей работать не могу. Горит во мне огонь синим пламенем. Наконец дождался. Смотрю, в квартире свет горит. Стал ждать - пока спать лягут. Часа два курил. Разделся до гола, одежду аккуратно сложил. Нож у меня охотничий - ножны к нему - я их на ремень, ремень через плечо. Полез по балконам на пятый этаж. Лезу. В голове только мысли об измене. Всё нипочём - ни высота, ни холод. А на дворе март. Добрался до пятого этажа, сижу на балконе, думаю. Окно разбить - шума много. Смотрю - на кухне форточка приоткрыта. Дом старый, сталинских времён, карниз широкий. Пришлось постараться, чтоб с балкона на карниз перебраться. Стою на карнизе, замок оконный стараюсь открыть, другой рукой держусь за рамку форточки. Не знаю, как долго с замком провозился. Открыл. Зашёл через окно. Тихо. Согрелся. Нож приготовил. Я в спальню ныряю - и сходу на кровать, одеяло скинул, замахнулся - крик на всю комнату. Слышу - не Татьянин голос. Врубил свет. Передо мной подруга моей жены стоит, а на кровати хомяк за очками тянется. – Да, Михась, ну ты зверь! – Серёга пожал ему руку. – Это, солдат, тебе не война, это любовь! – Комбат похлопал Михася по плечу, – серьёзное ранение, красная нашивка. Жениться тебе надо. И чем быстрее, тем лучше. – Так я говорю, что я снова влюбился. – И правильно, чего тебе с нами сидеть. Звони своей отраде. А то я сам позвоню куда надо. Тише, солдаты! – Приказал комбат. Набрав номер телефона, он прижал мобильный к уху: «Здорова, Андрюха! Ты где?» – громко проорал комбат. Оттопыренное ухо покраснело, он пристально посмотрел на часы, висевшие в глубине зала. Они были выкрашены почему-то серым цветом и сливались единым фоном со стенами. Увидеть стрелки было крайне затруднительно ввиду их полного отсутствия. Но это не смутило комбата. - Что? – в телефоне прервалась связь. Маленький крошечный мобильник вспотел в большой ладони комбата, экран его судорожно замигал. - Издох. - аккуратно протерев телефон краем тельняшки, комбат криво улыбнулся обстоятельству.
|
|
| |
SHURAVE | Дата: Четверг, 19.10.2017, 22:33 | Сообщение # 6 |
Наш
Сообщений: 317
Сейчас отдыхает
| История №4. Комбат.
Он всегда обращался с вещами, как с живыми существами: стулья, столы, дверные замки, даже книги заслуживали иногда особого внимания комбата. Вселяя в предметы некий магический дух, комбат мыслил: человек есть хозяин материи и он всегда прав, всё должно ему подчиняться. По причине необъяснимой светлая душа комбата была отвергнута ближним человеком. Супруга требовала от него большего внимания, чем сухие поцелуи в знак благодарности за приготовленный завтрак, обед, ужин. Нежные слова всё реже ласкали слух. Вскоре жена комбата подала на развод, хотя он её не обижал, но и не видел от неё слишком большой радости. Он решил, что всю оставшуюся жизнь проживёт, посвятив всё своё свободное время сыну Антону. Но всё вышло иначе. Пришлось снять в общежитии комнату. Устроиться на работу ночным сторожем. В скором времени тоска поутихла. С супругой удалось объясниться. Её он понял, поняла ли она, это не было для него целью, ведь теперь появилась возможность разговаривать с сынишкой еженедельно, по телефону. Этой чрезмерной радости ему хватало с лихвой, и свободное время он чаще стал проводить в среде ему привычной. – Ну, ты, комбат, и выдаёшь! Ты спроси у любого мужика, водка это что - вред? Да они тебе сходу ответ дадут.Что нет в ней вреда. - А я тебя так спрошу, - не унимался комбат, - чего пьёшь-то, Васькин? Вот я, например, чего я только не пил, даже порой вспомнить противно, тут тебе и политура, и одеколон, на севере за спирт большие деньги платил. А сейчас что? Где водка, как при социализме, без соринки, ни запаха – чисто воздух горный! Хватишь пару стопок, сразу тебе и красота, и братство. А сейчас водка сплошное горе! - А я тебе, комбат, ответ дам такой: мужики пьют потому, что это такой смысл. Это ж после получки любимое дело - устаканить мужской вопрос, да? А после авансу по пивку не грех, а традиция! - Ну и правильная у тебя традиция, Васькин. Разве не так? Или завяжем с этим делом? - Обратился комбат к белорусу. - Не, тут треба усе аккурат, так сказать, без натиску. А то снова усе переругаемся. - Так кто в магазин пойдёт, черти? - Вдруг выругался комбат. Мужики окаменели от такого здравого смысла. Комбат учёл молчание и продолжал. - Так, что молчим. Через сорок минут встречаемся у меня в общежитии. Вот тебе, бульба, три сотни, дуй в магазин. А мы с Васькиным закусь сварганим. - Во! Это дело, сальца с чесночком. У меня жена такие огурчики с помидорами маринует. Я до дому и обратно. - Давай Васькин, двигай, только не тормози. Мы белую, если что, картошкой в мундире закусим. - Ага. - Белорус ещё сердечней разулыбался. От чего лицо его стало ещё шире, а нос превратился в большую картофелину. За окном вечерело. За кухонным столом сидело двое. Третий лежал на раскладушке и мирно спал. - Вот то зараз за власть? - Обратился к комбату белорус. - Ни капитализму, ни социализму, ни рыба - ни мясо! - Проорал он. - Тольки пра халву сказки рассказывают. - Да не ори ты. Тс...сю. Васькина разбудишь. - А власть на то и власть, каб жилося ей у сласть! – Громко рассмеялся белорус, - Наливай! - Бардак это, не устраивай, - попросил комбат, аккуратно разливая водку по стаканам. - У нас же самая богатая страна у свете, - шёпотом произнёс белорус, - за Расею! Он выпил до дна, поморщился, выдохнул, и снова закричал: - Я у автопарку механикам десять годов ужо. - И, что? - Не удержался комбат. - А то! Почему америкос левше нашаго брата, у пять а то и десять разов, живёт? Аль у них мошонки левше наших? Комбат посмотрел на раскрасневшегося белоруса. - Хочу спросить. Бульбаш, скажи, вот ты человек? - Ну, чаловик, и чё? - А чего это ты, человек, визжишь как свинья. Я же тебя просил не кричать. Видишь, Васькин устал, отдыхает. А ты всё глотку дерёшь. Вижу я, по глазам твоим мутным, власти тебе над человеками хочется? - Власть? Мне? Да не, комбат, власть яна ад бога! - И сила тоже от бога. - Комбат со всего маху ударил белоруса лодоней по уху.
|
|
| |
SHURAVE | Дата: Четверг, 19.10.2017, 22:33 | Сообщение # 7 |
Наш
Сообщений: 317
Сейчас отдыхает
| *** В кафе продолжалась застолье. Хлопнула входная дверь. Вошёл Андрей. Он был большой и походил на пещерного медведя. - Андрюха! - Здорово ребята! – Андрей растопырил пальцы и крепко пожал руку комбату. Ерёма встал. И потерялся в огромном объятии друга. – Андрюха. - Не бойся, Ерёма, не раздавлю. Обнявшись поочерёдно со всеми, Андрей сел за стол. - Штрафную! – Михась встал, приглаживая жидкие волосы, прикрывающие плешь. Подошедшая официантка засуетилась, поставила на стол тарелку, рюмку и бутылку коньяка. Серёга достал из кармана портсигар и предложил Андрею закурить. Андрей Павлович Шустов настолько любил легковые машины, что, будь его воля, он под любым предлогом запретил бы людям их касаться, не унижать машины грубыми руками невежд. «Людей много, машин мало», - говорил он новичкам в автосервисе. «Люди — живые и сами за себя постоят, а машина - нежное, беззащитное, ломкое существо», - поглаживая по капоту «джип», великий мастер поучал, - «чтобы на ней ездить аккуратно, нужно сначала пить бросить, затем жену, потом все заботы посторонние из головы выкинуть, а свой хлеб в антифриз макать — вот тогда человека можно подпускать к машине и то через семь лет терпения». Повесив на спинку стула куртку, Андрей спросил у друзей: - Что нового в жизни, братья!? - Да ты присядь, Андрюша. Давай, помянем,- комбат разлил по стаканам, - за ребят! Вскоре, на дверях кафе появилась табличка «ЗАКРЫТО». В небе потемнело, засветились тусклые фонари. Свет их был настолько слаб, что поиски нужного пути в обход растущих с каждой минутой луж стоили прохожим немало нервов и промокших ног. Ругаясь себе под нос, они спешили в свои жилища, где каждого из них ждал уют. Тот самый уют, о котором Ольга Ивановна могла только мечтать. - А это ребята, мои помощницы, Света и Аня, - представила Ольга Ивановна. - Оля, потанцуем! - обнимая официантку за крупную талию, комбат прижал её к себе, и седая щетина прикоснулась к коже женского лица. Из магнитофона зазвучал голос солиста группы «Ласковый май». - Оля, а вы любите белые розы? - Присаживайтесь, девчонки! Гуляем с нами! – Ерёма переместил обручальное кольцо на палец левой руки и с надеждой посмотрел на освободившихся от всяких забот работниц кафе. Разливая коньяк по стаканам, Ерёма уставился на ту, что приглянулась. «А голубоглазая даже очень, а вот подруга у неё - вобла», - рассудил он и обратился к голубоглазой: - Как звать тебя, цветик? - Аня! – громко сказала девушка, поправляя заколку на голове. - Давно здесь работаешь? - Нет. - А подруга? - Мы на практике. - Хозяйка не обижает?! – тихо спросил Ерёма и кивнул в сторону танцующей пары. Комбат танцевал; растопырив ноги, как матрос на палубе, и, жадно обхватив руками то место, где должна была быть талия официантки, он удерживал своё тело и тело Ольги Ивановны. Магнитофон надрывался. - Мы на практике. А у неё своё, – девушка улыбнулась и захлопала большими ресницами. Сергей поправил очки, которые постоянно сползали и потели, посмотрел на девушек. - Да сними ты их! – выкрикнул Ерёма, поставил на пол пустую бутылку. - Кого? – удивлённо спросил Сергей, закашлял и снова одел очки. Андрей снял свитер, под которым скрывались упругие мышцы. Кроме копны густых волос на голове и трёхдневной щетины, практически всё тело Андрея было покрыто густой шерстью. Она не щадила его, и даже на здоровенном носу имелось несколько волосинок. - Реально, брат, свитер тебе ни к чему, – загоготал Серёга. - А видели бы вы его ноги, девчонки, в цирк ходить не надо, – подшутил Ерёма и на мужественном лице Андрея вспыхнул румянец. Подружки, захихикали, искоса посматривая на волосатую грудь Андрея. - А где ваш толстячок затерялся? – девчонки переглянулись и снова захихикали. - Михась? Снова сбежал! Хвать руки в ноги, и ку-ку Муся! – хлопнув по столу ладонью, Андрей встал. В уютном кафе, переполненном тёплыми мыслями вдруг на пару секунд повисла холодная пауза. - Да сядь, Андрюха, хрен с ним. Сам знаешь, Михась не любитель шумных вечеринок, - выпей, и забудь. Ерёма пригладил рыжую бородку и переключился на Аню. - Извини, солнышко, а подругу как зовут? - Света. Интрига разгоралась. Опёршись одной рукой на стол, другой наливая в бакалы вино, Андрей, размышлял: «Одна подруга ничего, вторая так себе - и очень худая и совсем бледная. Так, Ерёму домой к жене и детям, ну а Серёге курчавая подойдёт, а мне Анютка». Верхнее освещение притушили, оставив гореть в фойе лишь дежурную лампочку. Комбат неизвестно где раздобыл десяток хозяйственных свечей. Мерцание их пламени отражалось на стенах замысловатыми тенями. - Серёга, поговорим, – начал Андрей, когда остальные уже уединились парами, – нужен совет. - Я слушаю. Андрей подвинулся вплотную к Сергею и заговорил шёпотом: - Я, как дурак, его к себе в сервис взял, думал, из него мастер получится. А он что делает? Где пальцем надо нажать, молотком саданёт, где еле-еле следует гайку подтянуть, он так надавит, что весь прибор с трубкой приходится заменять. Комбат - сплошное крушение, а не человек! - Почему? – прервал его Сергей. - Да вот, например, - Андрей достал фотографию своего «джипа», - я, когда что-то на ходу чуть стукнет лишнее в машине, что-то не то запоёт в движке, так я концом ногтя чувствую, дрожу весь от страдания. - Да ладно, Андрюха. Поддержать комбата нужно, – он крепко пожал Андрею руку, ободряюще похлопал по плечу. Андрей нахмурил брови.
|
|
| |
SHURAVE | Дата: Четверг, 19.10.2017, 22:33 | Сообщение # 8 |
Наш
Сообщений: 317
Сейчас отдыхает
| История № 5. Андрей.
Сразу после его появления на этот свет мать рассталась с отцом-эстонцем по неизвестным причинам. Когда ему исполнился год, мальчика отвезли к родной тётке в деревню, на которую по-быстрому оформили опекунство. А мать... мать растворилась на просторах необъятной родины, как потусторонний прохожий во тьме, шурша по ходу тротуарными камешками, ещё более безымянными, чем он сам. От тёткиного дома со стороны огорода бежала бабья тропинка к колхозному фруктовому саду, расстилающемуся, вдоль реки на целых три километра. С чердака была видна старая заброшенная водяная мельница, сияющая при полной луне скелетом некогда могучего водяного колеса. А сам дом ничем не отличался от прочих деревенских - выкрашенный коричневой краской, с сараем для кур во дворе, гаражом и качелями. По выходным ребятня толпилась вокруг них и, бывало, две девчонки садились на блестящую, отполированную доску, висящую меж двух толстых промасленных верёвок, и двое самых шустрых мальчишек, взявшись за конец толстого каната, взбрасывали седоков под облака. Мальчишки свистели и били в ладоши, когда пугливые девчонки начинали визжать. Всем было весело. Тёткин муж Олег Спиридонович работал плотником в церкви, починяя различного рода предметы. В бога он от частых богослужений не веровал, но знал наверняка, что далеко не всё выдумали люди, раз природный вид материи живёт нетронутый руками. К людям и звёздам он относился с равнодушной нежностью, не посягая на их интересы. Больше всего на свете Олег Спиридонович любил свою жену Наталью Владимировну и сказки собственного сочинения, которые он рассказывал по вечерам соседской детворе. Жена его, как и положено женщине, имела свой женский разум на эту мужнину страсть, писательство. В зимнее время у него без ремесла кровь от рук приливала к голове, и он начинал так глубоко задумываться обо всем сразу, что выходил один бред, а внутри поднимался тоскливый страх. Но он бережно складывал свои черновики в стопку, и, поглаживая их словно кошку, приговаривал: попомните, потомки труды мои оценят. И, глядя на племянника, спрашивал улыбаясь: - Андрейка, оценят ведь, правда? - Правда, правда, папа! – восклицал маленький Андрюша, радостно хлопая в ладоши, не вдаваясь в суть понимания. - Какой ласковый и разумный мальчик, в кого только? - думалось Олегу Спиридоновичу с улыбкой на мужественном от времени лице. - Дайка я тебя расцелую, Андрейка! И, хватая мальчонку, дядька подкидывал его под потолок. В такие минуты в маленьком детском тельце рождалась безудержная радость, излучавшая тепло по всему дому, который чувствовал это и в ответ, как положено старшим, сдержанно поскрипывал половицами. Отсмеявшись, Андрейка прижимался к Олегу Спиридоновичу, к старой его рубашке, от которой пахло чем-то необъяснимо родным, и засыпал. Но однажды в жизнь Андрейки вторглось горе. Настоящее детское горе, от которого несло сыростью. Он шёл по кладбищу, которое было укрыто умершими листьями, ноги, ступая по ним, затихали и ступали мирно. Процессия подошла к свежевыкопанным ямам. Моросил дождь, наполняя почву своей влагой. Тёмные деревья пошевеливали ветками без всякой помощи ветра. Испугавшись могил, Андрейка повернул голову к людям и жалобно заплакал. Его горе было тихим, лишённым сознания оставленной жизни и поэтому безутешным, но искренним. Люди у гробов тоже заплакали от жалости к мальчику и преждевременного сочувствия самим себе, ведь каждому придётся умереть и быть оплаканными.
|
|
| |
SHURAVE | Дата: Четверг, 19.10.2017, 22:33 | Сообщение # 9 |
Наш
Сообщений: 317
Сейчас отдыхает
| *** Из воспоминаний обратно Андрея вернули звуки бьющейся посуды и падающих на кухне кастрюль. Он открыл глаза, но подумал: «Что за бред. Все время одно и то же» - и залпом выпил стакан коньяка. В глазах закружилось, голова упала на грудь, и он покинул действительность, хотя и с тревогой. Андрей ничего не помнил и проспавшись был сильно удивлён рассказу о случившемся. - Ну, дела. А комбат где? – прикладывая к виску бутылку холодного пива, вялым голосом поинтересовался Андрей. - А кто его знает. Сказал, что у Ерёмы переночует, - Сергей откупорил бутылку пива, - Ты же знаешь комбата, у него теперь ветер в ногах. Налить? – сочувственно предложил Сергей. - Нет. - Андрей ещё сильней прижал холод стекла к голове, - пей сам, - пожаловался он пуще прежнего, - как хреново! В дверь постучали. На пороге стоял Михась, держа в руках кожаную папку, выглядел свежо и деловито. – Вчера дачу зятя мэра обокрали, – заговорил с расстановкой Михась. – Вот тебе и наука... – многозначительно заметил Сергей. - Прокурор только что звонил, просил во всём разобраться! Просто живое против ума прёт! - Да угомонись ты, Михась! – перебил Сергей, – вот пешеход–то!.. И что теперь? Не видишь люди, болеют. Андрей сидел за столом, пытаясь закурить. - Революция легче, чем война,- объяснял он Михасю, - Если умные люди за дело взялись – добра не жди. Михась плюхнулся в кресло, жадно глотнул из открытой бутылки пива. - Что, сушит? Михась отмахнулся рукой. - Я тоже круглый сирота, нам с вами некому пожаловаться. Слушайте, а пивко ещё есть? - Так и быть, угощайся, сирота! – Протянув холодную бутылку пива, Сергей посмотрел на часы.
*** Комбат перешёл через протоки балочных ручьёв и стал подниматься по глинистому взгорью. Он шёл медленно и уже устало, зато радовался, что у него будет новая жизнь. Выйдя на дорогу, которая заросла сухими, мёртвыми травами, побрёл на шум поездов в сторону вокзала. Перед его глазами всё время возникала улыбка. Её улыбка.
|
|
| |
|